Непогожие будни настали -
хлябь небесная, дольняя хлябь.
Позлащённой листвой отблистали -
и сентябрь, и октябрь, и ноябрь.
Заоконье туманно и бело,
а в дому: неуют, непокой.
Тишина. Только осатанело,
мышь скребётся за белой стеной.
На скоблёном столе пляшут блики,
не мигая гляжусь в этот пляс.
Чьи-то видятся светлые лики,
жизнь мелькает без всяких прикрас.
Жизнь… касается уст горько складка -
маета, и сует суета,
как рябина примёрзшая сладка…
ах, как этой рябиной сыта.
Мышь скребётся, и нету ей дела,
что хожу, каблуками стучу.
Что зазимок на грязь стелет бело
в серебре дорогую парчу.
Да и то, что ей серенькой мышке,
до того, что я часто ворчу.
Замирает тогда в передышке,
когда я окаянно молчу.