Когда же ещё, лунатичка, тебя доведётся
солнцем моим назвать – единственным солнцем –
солнцем, которое пишет картину мира,
которое любит пенопласт зефира, –
солнцем, которое после контрастного душа
волосы сушит?
Теперь, лунатичка моя, расскажу векам я,
как передо мною тобою судьба благая
кофе варила в прикиде Евы,
с душою - гетеры, с глазами – девы…
Хоть не был в чаше напиток сладок,
мне жизнь казалась игрою радуг.
Когда же, моя лунатичка, в ничто вмерзая,
услышу паскудное «ты – мой зая»;
когда тишину (эта вечно рядом)
низвергнем в пропасть корректно матом:
да как же попавшему внутрь безмолвью
ответим покорностью и любовью?
Наверно, так…
просто жирной точкой…
останутся небом тёмным и твердь непрочной;
останутся лыба луны блестеть на моём паркете,
да солнце твоё пламенеть в корсете
несносного тела.
Вздыхаю тяжко:
оставила плеть и ушла монашка…
Неожиданно!.... 
