Есть два традиционных воззрения на эмблему. Одна традиция утверждает: вначале был объект, затем в силу его особой значимости человеческое воображение с целью подчеркнуть эту значимость и запечатлеть ее в неком гордом образе подобрало к нему наиболее подходящую с точки зрения его смысла и значения красивую этикетку. Вторая гласит: вначале было Слово, идея, впоследствии воплотившаяся в объекте (или целом ряде однородных по каким-то признакам объектов), а ее значение, квинтэссенция ее содержания кристаллизовалась в графическом образе, выражающем ее смысл и по праву ставшем эмблемой объекта. Оставляя споры по этому поводу желающим насладиться искусством общения подобного рода, мы лишь заметим, что разница в значении явления естественного происхождения и вещи искусственного происхождения (от рук-ума человека) – по-прежнему как от неба до земли. Желание же сопоставить эмблему Харькова и его жизнь исходит из живого, непритворного интереса к месту своего обитания, оно естественно, как поиск самоидентификации, потому и ставит во главу угла, как опору для ума, представление о примате мифа над объектом.
Представление о мифе или легенде, запечатленных в некоторой эмблеме, заложенной в основание тех или иных объектов окружающего мира – эмблеме, сфокусировавшей в себе смысл, предназначение и специфику объекта и потому интересной с точки зрения раскрытия его внутреннего содержания,– старо как мир. Его древность, основательность и устойчивость на протяжении тысячелетий нашей истории невозможно объяснить ни человеческим суеверием, ни причудливой игрой воображения, ни какой-либо прихотью случая. Основательность, укорененность в человеческом сознании символического проникновения вглубь формы, за ширму знака свидетельствует о непреложной необходимости такого мировидения, утверждает его как структурно-функциональную особенность человеческого мышления и сознания как такового и, наконец, диктует нам понятие о безусловной реальности эмблемы и всеобъемлющем концептуальном влиянии скрытого в ней мифа на представляемый ею объект.
Отсюда, из этого представления, берут свое начало геральдика, гербовая традиция, номиналистика. В последнее время в обществе возрос интерес к описанию с этих позиций городов: их структуры, специфики социальной жизни, особенностей экономической, образовательной инфраструктуры, научного потенциала, развития искусств, моды, географического расположения, архитектурной застройки, истории и других аспектов и черт городского портрета. Думается, весьма показательным может быть опыт описания Харькова в свете его исконной эмблематики – города, на гербе которого красуется Кадуцей – жезл Меркурия.
Смысловое значение Меркурия определяется не только его положением в Солнечной системе, как ближайшего спутника Солнца – звезды-жизнедателя для земной природы и ее обитателей. Общеизвестны следующие характеристики Меркурия, отражение которых на образе города самоочевидно:
1) Меркурий – покровитель торговли: в Харькове, известном своим Барабашовским торговым комплексом, рынок – буквально на каждом перекрестке.
2) Под управлением Меркурия просвещение: Харьков – действительно гигантский центр образования, и не только по украинским масштабам. Здесь открыт второй по счету в Российской империи университет. В наши дни в городе студентов и профессоров сосредоточено около сорока высших учебных заведений.
3) Символизируя собою интеллект, Меркурий способствует развитию науки: город вне конкуренции в этой области. Интеллектуальному и научному центру Черноземья не приходится доказывать свое превосходство: о нем свидетельствуют Нобелевские премии (Л. Ландау, С. Кузнец, И. Мечников), десятки Государственных, расщепление атомного ядра, жизнь и научная деятельность основоположников научных дисциплин по отраслям знания: А. Потебня (этимология), В. Вернадский (наука о ноосфере), Ю. Кнорозов (письмо древних майа) и др.
4) Меркурий управляет путями сообщения – транспортом и средствами связи: исторически так сложилось, что Харьков стал в полном смысле слова перекрестком важнейших транспортных магистралей, что, в частности, обусловило расположение в городе Управления ЮЖД. Авиационный завод – гигант гражданского и военно-транспортного самолетостроения – также достояние Харькова. Плюс к тому, с Харьковской радиостудии начался украинский радиоэфир.
Заметим, что это только наиболее явные проявления Меркурия, лишь те, что отражены на макросоциальном срезе действительности, далеком от мифологического и оккультного аспекта Меркурия-Гермеса. И коль уж они имеют столь явное отражение на картине городской жизни, то и все более высокие и универсальные аспекты также должны быть отражены.
Обратимся же наконец собственно к мифу. В человеческой системе представлений о мире немного наберется символов столь емких и универсальных, как Меркурий. Вот некоторые из его имен-ипостасей, расово-мифологических идентификаторов:
Тот (в Древнем Египте): Хранитель Божественного Знания, Сокровенная Мудрость;
Гермес (в Древней Греции): Толкователь Божьего Глагола и собственно Логос в его проявленном аспекте;
Будх, или Будха (в Древней Индии): Мудрость.
Представляя собою мысль Божества, Меркурий не имеет собственной значимости / личности. Возможно, поэтому попытка сделать из Харькова столицу не увенчалась успехом. Элитарность и светскость не присуща этому городу, Дворянское собрание здесь никогда не играло той роли, что в других городах; благотворительность, спонсорство, меценатство в Харькове существовало за счет купцов и коммерсантов. Наверное, как и везде, да только в этом городе и купечества как собранного в известных признаках и традициях сословия никогда не было…
Думается, не случайно город отмечен мещанскими вкусами и идейной разновекторностью. Здесь основная проблема богемы в том, что она свои основные стереотипы и стратегемы общения заимствует не из академгородка или университета, а с Благовещенского базара. И если говорить о какой-то коллективной рефлексии, об осмыслении своей идентичности, то она такова, что любой творческий человек ведет себя не как физик, охотно обменивающийся идеями в своем кругу, а как благбазовский барыга, думающий о своей выгоде. Если так будет продолжаться, то можно бы подозревать опасность, что в конечном итоге мы все коллективно проиграем. У харьковской интеллигенции нет сложившегося понимания своего кастового достоинства, и есть подозрение, что этого понимания никогда и не будет. Но что парадоксально: похоже, оно ей и не нужно…
Многие харьковские черты, пытаясь их обобщить, можно обозначить полифоничностью и толерантностью, а можно – той же безвкусицей, только не эстетической, а интеллектуальной. Специфический город. Город ярких единичных проявлений: Дунаевский, Вернадский, Мечников, Кнорозов, Потебня – на весьма прискорбном общем фоне. Думается, потому, что для харьковских прогрессивных представителей характерно долгое неторопливое развитие, основанное не на наркоманских аффектах, не на созвучных нашему времени маргинальных психозах, дающих человеку спорный шанс быстро вырваться и быстро сгореть, а на неотторжимой потребности разработать внутреннюю философскую методику бытия, основанную на каком-то исконном, не подверженном временным изменениям и сословным маркерам достоинстве, дисциплине ума, что дает возможность в конечном итоге совершить большой, основательный прорыв.
Сравнить Харьков с контрапунктом в пространстве идей и взглядов имеет столько же оснований, сколько и возмутиться его бесстыжей беспринципностью. Для харьковского миросозерцания на один и тот же вопрос существует как минимум два ответа, и все они равноценны. В этом смысле к Харькову ассоциативно применимы сравнения с перекрестком, сервером или с кафедрой, на которой, как на грядке, расцветают одуванчики, розы, кактусы, малина, нарциссы, фиги и репейник.
Придерживаясь теории Л. Гумилева – «этнос есть проекция ландшафта на личность»,– нельзя не заметить, что ландшафт здесь также примечателен схождением климатических поясов и природных зон. Достаточно вспомнить школьные географические атласы. На этом месте даже ледник остановился – до 50-ой параллели дополз и замер. Между районами города разница в температуре, влажности, скорости ветра не укладывается в представление о должном, ведь Харьков город компактный, даже сверхкомпактный, здесь нет таких просторов, как в Москве или Киеве.
Тогда можно ли говорить о харьковчанах как об отдельном этносе? Скорее – снова-таки – как о пересечении этносов и их взаимообогащении, через культуру, быт, традиции. Здесь нет ничего устоявшегося, нормативного, канонического – и этноса (русского, украинского, еврейского) тоже нет. Этот космополитизм объясняется именно схождением в данной географической точке принципиально различных ландшафтов, что обусловило сосуществование в одном месте народов столь несводимых одна к одной социальных форм самоорганизации, как оседлых земледельцев и кочевников-скотоводов. Здесь они воевали, торговали, заключали браки – и так вырабатывали стиль жизни, ныне называемый харьковским.
Харьков весь на границах, поэтому любые границы здесь стираются временем. Год создания Харькова – год объединения Украины и России. Город-граница. В архитектуре в частности. Синагога Бродского считается образцом синагогальной архитектуры, что отмечено и в энциклопедических словарях (у Брокгаузена, например), и в специальных справочниках,– а Благовещенский собор в каталогах церковного зодчества приводится как образец вопиющего смешения стилей. В конце ХХ-го столетия его переплюнул разве что ХАТОБ (театр оперы и балета – народное название «сундук»), от эклектики которого у эстетов зубы сводит. Глядя на него, ничего не остается, как только признать это «смелым решением». Как и мрачный угловатый Госпром, который также считался прорывом в архитектуре 30-х годов. Но для харьковчан в каждом из названных сооружений «что-то есть», потому что харьковчане в массе своей ко всему относятся умозрительно, ведь в здешнем городском устройстве и способе бытования отражается миф о Меркурии, а не о Венере, к слову сказать. И это дает нам эксклюзивную возможность наблюдать окрест, в ограниченном локале, разностилевую манеру письма некого Зодчего, сквозь которую вдумчивый созерцатель может усмотреть тот Источник вдохновения, что вообще не отмечен еще гранями и углами жанрово-стилевой формы, но чреват ими всеми сразу.
Быстрый как мысль, Меркурий аморфен, не имеет формы – подобно ртути, названной в его честь. Скорость мысли выше скорости света: наверное, как пел В. Высоцкий, «здесь и время течет по-другому». Добавим: и пространство ведет себя странно…
Очевидно, все дело в этой сверхкомпактности, которую следует понимать не как метафору, а именно как свойство материала. Опишем его как стремление объекта пронизать своими чертами и характеристиками другой объект и предоставить свое пространство для адекватного проникновения со стороны – со всех сторон. Не есть ли это оккультный закон о взаимном исчерпывающем отражении части в целом, со всеми его частями, и целого в каждой части своей? Закон в действии, в проявлении, в движении? Не потому ли, с точки зрения Евклидовой геометрии, харьковское пространство следует признать искривленным и деформированным?
Элементарное направление развития процесса – не по прямой, а по спирали, в виде вихря. Что ж, будете в Харькове – обратите внимание на перекрестки: здесь все углы скруглены. Не было городов, где все углы скруглены, это непрактично! Всем известно, почему капля круглая, а ртуть – металл – похлеще прочих жидкостей стремится принять форму шара.
Показательна карта города, в которой можно увидеть – она и вправду такой выстраивается с годами! – пятиконечную звезду с лучами, загнутыми по часовой стрелке. А карта области своими очертаниями напоминает сердце. В Древнем Египте Тот считался сердцем Ра-солнца… И тогда – может быть, так и надо: город является энергетическим центром окружающей ойкумены как жизньутверждающего пространства?..
В самом центре города располагается площадь Свободы (неслучайное название!), вокруг которой собираются окраины, как хутора вокруг пустого места. Потому что по площади никто не ходит – она как святыня. Ходят вокруг. По Красной площади гуляют, а нашу огибают по периметру. Эта первая по величине площадь в Европе – ни один другой город, безотносительно к своим размерам, не может такого себе позволить! – попросту нарушает допустимые средним горожанином границы – и с точки зрения свободы, и с точки зрения сверхкомпактности. Можно сказать, что она не воспринимается сознанием харьковчанина как объект бытования,– а можно понять этот феномен как идол, воздвигнутый в ознаменование типично харьковского отношения к жизни: громадный неорганизованный простор в центре нашего обиталища, чреватый любыми формами – по нему гуляет ветер эфира! – и есть наше представление о должном. Хаос?.. Анархия?.. Возможно. Но все как-то держится именно вокруг этой дыры в пространстве…
Между прочим – о здешнем времени. Миф вообще не имеет времени, а в городе, в котором расщепили атом, похоже, расщеплен и миф, в результате чего Харьков превратился в реактор – генератор идей, которые излучаются им по всему миру, как гамма-частицы. Здесь «радиоактивно»! Сами черты и атрибуты Харькова, в купе с его обитателями,– как мыслеформы единой вневременной идеи, детали и нюансы, ее составляющие. Харьков – пространственная развертка, 3D-представление некой поликоординатной фигуры речи, форум, в который вылилась вечная тема.
Можно наконец возразить, что кое-что из сказанного уместно отнести ко многим другим городам, если не к каждому. Но это и не отрицается, суть в другом. Как свойство влажности присуще многим вещам и явлениям, но воде – более всех, и, очевидно, от нее происходит само понятие о влажности, так и Харьков концентрированно выражает бесконечную многоаспектность и поливариантность, локализованную в видимых пределах. Назовем ли мы это моделью мира или как-то еще красиво и пафосно – дело не в словах, а в Слове, что толкует харьковский Гермес.
Мощь речи Меркурия заставила средневекового схоласта Евсевия сказать: «Гермес есть эмблема Слова, которое создает и объясняет все», ибо это Слово Творящее. В алхимии Меркурий символизирует принцип влажности – Первичная, или Элементарная, Вода, содержащая Семя Мира, оплодотворяемое солнечным светом. (Наверное, надо перестать удивляться столь высокой влажности здешнего климата вопреки всем «остроконтинентальным» правилам).
Наиболее широко известен Меркурий в своей функции посланника богов. В его близости к Солнцу и скорости обращения вокруг светила мыслители древности не усматривали ничего случайного. Секретарь и ближайшее доверенное лицо Владыки Солнечной Системы, Меркурий был оснащен крыльями, чтобы выразить попечение о Солнце и идею вездесущести мысли Творца.
В древнейшей божественной Триаде Солнце – Отец, Луна – Мать и Меркурий – Сын. Все теологи древности были согласны в том, что Меркурий и Солнце едины. Меркурий есть Мессия Солнца, Ангел-вестник, посланный своим Отцом к людям со Словом Божьим. Он же и проводник душ человеческих в Гадес, на Божий Суд. Символы Гермеса-Меркурия помещались на перекрестках или вдоль больших дорог, так же, как водружались кресты, и эти символы были тоже крестообразны.
Крест – символ единства мужского (вертикаль) и женского (горизонталь) – основа всякого движения и эмблема любви как бесконечного, никогда не прекращающегося Акта Творения Мира. Случайно ли Будх – внебрачный ребенок? Мифологически его мать Тара – жена Брихаспати-Юпитера, олицетворения ритуализма и буквы Закона в противоположность его живому духу,– представленная как символ почитателя святости, тем не менее предпочитает эзотерические истины их пустой оболочке, ритуализму – потому она показана похищаемой Сомой, Духом Луны. Мифологическая традиция, чтобы ее не забыть, запечатлевается в ритуале, а Харькову ритуал не только не свойствен, но противен. Это значит, что здесь такое отношение к жизни, что нечего, по большому счету, забывать, как и запоминать, а самое главное всегда о себе напоминает.
Мать Меркурия зачала своего сына от Духа спутника Земли – так является к людям Мудрость, Логос, Меркурий-Христос. Благодаря чему, между прочим, Меркурий – сводный брат Земли, чья мать тоже Луна, только в ее женском, телесном аспекте. Он как прообраз того, чем Земля является – или чем она призвана явиться в итоге.
И снова-таки перекресток. Один человек скажет «плод греха», другой – «непорочное зачатие». И оба по-своему будут правы, и в Харькове более, чем где бы то ни было. Таков Харьков во всем. Здесь нет каких-то особенных устоявшихся традиций, тенденций развития, по большому счету, нет лица (личности), как есть у Полтавы, например. Город растет, но не столько развивается, сколько раскрывает новые аспекты своего мифа, универсальность которого лишена четкой конкретики, узнаваемой всеми (кроме, пожалуй, отдельных словечек: сявка, тремпель и пр.). Он словно находится в некой нейтральной точке равновесия и идет сквозь время по равнодействующей всех сил и влияний, в общем устраивая всех и каждого, но ничем при этом не выделяясь особенно. Один скажет, что это хорошо, другой – плохо, но каждый, наверное, в душе с благодарностью отметит невесть откуда берущееся под этим небом ощущение интеллектуальной свободы, не перерастающей почему-то в квазиуродливые формы, как в других городах и местах в обозримой ойкумене.
Харьковский миф глубок и многогранен, и соответствия некоторым из его лейтмотивов в городской жизни найдешь не сразу, но отнести это следует разве что на степень развития нашей способности распознавания, видения сквозь, ведь в том, что черты харьковского портрета неслучайны и эмблематичны, сомнений быть не может. С другой стороны, наверное, не все из них проявились. Что ж, если так – проявятся позже. И мы можем лишь предполагать, как именно…
Итак, Сома, подобно Парису, похищает Тару, эту Елену индусского звездного Пантеона, у ее супруга. Этот акт, как и следовало предполагать, становится причиной великой борьбы на Небесах: одни Боги идут войной на других Богов. На стороне оскорбленного супруга – Шива, Великий Принцип Разрушения. На стороне Сомы – Венера-Любовь. Что было дальше, мы знаем из Иллиады Гомера, да и не только. Ведь все последующие национальные традиции были построены на этой легенде, заимствованы из экзотерических рассказов о Священной Войне в Небесах между Асурами и Богами. Та же Война Титанов, это древнее свидетельство страшной борьбы между «Сынами Бога» и «Сынами Тьмы», борьбы нарождающейся Пятой Расы ариев с отходящей Четвертой Расой атлантов... Человечество прошло через Армагеддон и Потоп – так утверждалась Раса Меркурия-Будха.
Страшиться будущего для ария нелепо. Ведь, как утверждает миф, люди Будха бессмертны – благодаря своей Мудрости. Да и город, в котором расщеплен такой Миф, просто обязан его синтезировать вновь. И каждый из харьковчан, так или иначе, вносит в это Великое Дело свою лепту.
ID:
235676
Рубрика: Поезія, Лірика
дата надходження: 19.01.2011 02:50:19
© дата внесення змiн: 19.01.2011 02:50:19
автор: Богдан Ант
Вкажіть причину вашої скарги
|
Приятно слышать 
