Следы пуль более чем 40-летней давности
маками расцветали в эту весну на стене нашего дома.
Я под стеной играл,
там, где цвета красноватые
становятся серыми,
а папа собирал вещи в Чернобыль.
Я всё играл, играл оцепенело,
автоматически,
и камешки, встретившиеся в руках,
лишённые воли моей,
не знали, что делать, что говорить...
Ещё немного – и –
мама спасёт нас всех,
поведёт его не в военкомат,
а ко врачу,
пока в Киеве поливают битый асфальт...
пока в Гомеле спасают рысь на лодке...
Мир мой поздней этой весны
застыл на краю
над обрывом,
над рекой,
и ещё я на его верхушке – шаткая очень конструкция –
смотрел на долину внизу,
на озёра со смешными названиями,
на реку –
через неё на лодке перевозили коз,
а коровы переплывали сами:
вот если бы вы
подплыли к коровам,
нырнули
и под водой на них посмотрели,
то это была бы
настоящая весенняя поэзия,
огромный,
илистый,
но невидимый верлибр.
(Перевёл с украинского Станислав Бельский)
