Робот Вадим говорит
1.
вариация своего рода –
расстояние между
черным и белым
квадратом:
тук
тук
трапеция качается
посыпались крики и пенье
трамваи
черной стихией
вниз летят
на циферблате
дрожат ресницы
и кажется, что сверху льется уже
не облако а белый кисель
звуки отдаются в правах
багряно-фиолетовых
и растворяются
светильники
а на большей высоте
неприятности с музеями
увечья на карнизах
ненастные запахи
играют неверную гамму
истово метутся в
2.
Стоишь внаклон
и ветер ломает ветви
о твой темно-русый чуб.
В каждой капле – зародыш смысла,
как будто на совесть поставленного
накануне меж
мерзких коровьих копыт.
В каждом квадрате
прячется
антракт,
четко выделив состав облака
или сустав плеча.
Слова
выбегают
на просёлочно-слюнявые
волокна песка,
чередуются
клеточками,
вторгаются в литературу.
3.
Что в поезде чревато деревом,
словно влага, угадывающая
заполнение впадин
обходящими рощами?
Тень без дна под подошвами снегирных
косточек.
Коровы подснежников. Сухая сечь.
Скука подошв, не знающих карт.
Пустой обеденный стол,
засовы в дверях – две бесконечности –
обнюханы, познаны, обласканы.
Выходишь на перрон, грузный,
слишком ярко освещенный,
будто сделанный из воска
и неровно обрезанный.
(Из цикла «Дружеские беседы с роботами»)
