У тебя узелками холодными руки взялись,
светло-синего цвета гипюрчик, перчатки на выход.
Ты сидишь, опираясь худою спиною на жизнь
и молчишь, потому что боишься, когда в ней не тихо…
Сколько крошечных тайн нанизала на нитку минут,
а из них даже час на покой не случился… не вышел…
В тишине недовышитых истин, пожизненных смут,
ты шептала в игольное ушко, но кто-нибудь слышал?
Нарожав нас не очень осмысленно, больно, подряд…
Под ненужной опекою вечно голодного хама.
Очень точный макет, аккуратные пуговки в ряд…
Разве в жизни всё так?
Ты забыла, как плакала…
…мама
Лагерфельд презентует экрану себя и доху,
между всплесками бунта и горсткой плохих новостишек,
ты ж…
шестнадцатый год, в кацавейке на рыбьем меху,
свою вахту несешь на холодной развилке детишек…
