|
Антиутопия.
Для тех, кто по ту сторону границы…
- Сколько часов зимы сегодня?
- Ты имел в виду сколько дней зимы?
- Нет... Сколько часов?
- Не спрашивай меня... Ты же знаешь, что с тех пор, как выпал первый снег мы вынесли все часы из дома.
- Вот они и ходят по кругу ... Словно что-то знают...
- Кто "они"?
- Дети. Вон, посмотри....За окном... - хоть и говорил он это впервые, вздохнул с тяжестью, словно одолеваемый одиночеством своих размышлений.
Женщина с глубокими морщинами в уголках глаз нехотя приподнялась из-за кухонного стола, с трудом отодвигая стул. Несколько одетых свитеров сковывали ее движения, а изношенные и растянутые рукава принуждали периодически подтягивать их к локтю, что вошло уже в привычку. Перебросила свой любопытный взгляд через окно, словно удочку. Слегка прищурившись, она заметила укутанных в шарфы, полушубки и куртки розовощеких соседских детей, что вытаптывали в очередной раз на снегу круги. Они ходили то в одну, то в другую сторону, плотно друг за дружкой, подгоняя или замедляя движение, от чего круг становился четче, а снег ложился плотнее.
-Ну и что? Ты же знаешь, они так всегда играют - будто успокаивая больного, промолвила жена мягким голосом. – Будешь чай? – переспросила она, наливая в чайник из-под крана желтоватую воду. Но в ответ не было ни слова. Старик лишь пожал плечами, продолжая смотреть в окно, будто завороженный. «Совсем безутешный стал…» - подумала жена, выдыхая с болью, словно пытаясь выпустить из легких не воздух, а всю боль вместе с душой…
А снег тем временем продолжал засыпать те немногочисленные следы, которые оставили во дворе прохожие. «Как это все бездарно сошлось…» - думал старик. Все ходили, и порой, даже не находили своих дверей. Он снял с лица очки и отложил в сторону пошарканный роман Гюго. Желтоватые белки глаз, словно запечатлили цвет страниц книги. По старой привычке он стал нервно прижимать зубами ушко очков, перекладывая его со одних клыков на другие.
Старик перевел свой взгляд на груду ржавого железа стоявшего справа от
подъезда возле дырявых мусорных баков. Своими очертаниями эта трухлявая желто-багровая гора напоминала то, что некогда называлось танк Т-90. Ему не нужно было долго гадать, что это: он знал каждый изгиб, каждую деталь и даже в таком состоянии конструкции с легкостью называл модель. Казалось, что эта машина может рассыпаться в любой момент на глазах. Но сколько лет не проходило, земля, словно отторгала любое вхождение этого железа в себя. От того она и сотни других в иных дворах из года в год продолжали стоять. Дряхлели, сыпали ржавчину на снег, но продолжали стоять. Дети баловались, взбирались на них, пытались крутить какие-то рычаги на люке, строили под ними «халабуды», даже не задумываясь, что это за машины. Да и откуда им было знать? Они с рождения воспринимали их как данность, как все остальное, что окружало их ежедневно: деревья, дома, детские площадки… Не было лишних вопросов, а значит и ответов давать никто не был вынужден.
Морозным утром хозяйки выходили во дворы и привязывали один конец веревки к дулам подобных машин, а другой к столбу или ближайшему дереву, а потом развешивали на них стираное белье.
Правда, танк в этом дворе отличался от всех остальных. На нем, где только было возможно, были привязаны белые ленты, лоскутки ткани и веревочки.
- Смотри, смотри! – обратился к жене старик с таким нетерпением и предвкушением, будто ждал этого момента целый день. – Вон он, снова вышел.
Жена отставила с огня закипавший горячий чайник и по призыву мужа взглянула в указанную им сторону. Внизу, во дворе со стороны двери, что вела в подвальную часть дома, где располагались тепловые коммуникации, вышел мальчик небольшого роста, лет 8-ми. Он был одет в тонкую куртку, что была на несколько размеров его больше, выступала ниже колена, от чего его рост казался еще меньше.
Мальчишка подошел к танку и все остальные действия напоминали со стороны какой-то своеобразный ритуал. Он приложил маленькую белую ладошку к мерзлой рыже-коричневой груде железа, словно осторожно здороваясь. С окна квартиры на втором этаже старикам казалось, что на танке образовалась зияющая белая дыра. Несколько минут так постояв, мальчик стал ерзать рукой в длинном кармане своей куртки, потом нащупав искомое, достал из него белую хлопковую ленту. Он подошел к машине с другой стороны, нашел какой-то выступ и начала наматывать на него белую ткань так бережно, словно бинтовал раненого и боялся причинить ему новую боль. Закончив «перебинтовку», мальчик снова положил свою ручку на стенку машины, а старикам показалось, что он даже что-то шепнул. Постояв чуть меньше чем в первый раз, он удалился обратно в подвальчик, осторожно закрыв за собою дверь. Дворовые дети привыкли к этим странностям бездомного, что уже даже перестали обращать на это действие внимание.
После острого молчания старик спросил:
- Ты опять сегодня носила ему еду?
- Да… - словно извиняясь, промолвила жена.
- Вот зачем..? Зачем ты это все время делаешь?
- Ты же знаешь, что он совсем один…
Жена разлила по чашкам с надщербленными краями горячий чай. Старик нервно его пригубил и тут же скривился, зажмурив глаза от отвращения.
- Сколько можно пить эту дрянь? - старик, перебирая у себя языком во рту, пытался понять этот странный вкус. Сколько не клади сахар в чашку, он остается все так же солоноватым с едким привкусом то ли ржавчины, то ли крови, когда ты слизываешь ее с пораненного пальца.
- Что же ты кричишь? Ты же знаешь, у нас вода поступает из речки, что на выезде из Ковчега. А там столько этого «железа» стоит по полям… Некоторые поскатывались и в реку. Убирать некому, вот они и гниют там, а потом вся вода желтая.
- Да зачем же они тянули их и во дворы? Вот зачем, ты можешь мне объяснить? - раздраженно продолжал старик обращаться к жене.
- За городом ведь уже места не было…
Старик сжимал руки в кулаки и ждал этих ответов. Он знал каждый из них и устал все время разговаривать об этом сам с собой. Но он не знал, почему выбрал для этого откровения этот день. «Может потому, что сковывать свою жизнь враньем я больше не могу. Жить и делать вид…»
После небольшой паузы старик продолжил словесное нападение.
- Боишься признаться самой себе, да?
- Да что с тобой такое сегодня?
- Да кроме тебя этого никто больше не делает, не носит ему еду. Вот скажи, признайся. Ты это делаешь потому, что он похож на нашего сына? И часы…часы вы выбросили только потому, что боитесь исчислять эту чертову зиму временем. Она ведь не заканчивается! Просто листать календарь и видеть разные дни недели и даже не задумываться, что время уже превратилось в вечность! Ответь мне! Ответь!
Глаза жены налились кровью, ее руки зажали чашку так, что побелели костяшки пальцев, и казалось, что вот-вот стекло лопнет у нее в руках, а осколки вопьются ей в ладони. И крик вырвался откуда-то из глубины, где-то из-под селезенки, и хлынул на мужа, как и слезы из глаз.
- Да, да! Он похож на нашего сына! Ты это хотел услышать? Что еще хочешь знать? Что? То, что я проклинаю всю жизнь, тот день, когда ты забрал его с собой? Воспитанный на твоих дурных игрушках цвета «хаки», выросший на маршах… 30 лет…30 лет я молчала, что ты забрал у меня то единственное, что давало мне шанс любить тебя таким, каким я тебя встретила в первый день нашего знакомства. Ты ушел с ним, а вернулся один. Без него! Лучше бы ты вообще не возвращался! Ты думаешь, что я ничего не понимаю и не вижу. Ты всю жизнь и такие, как вы покрывали кровью ветряные мельницы в чужих домах, возвращались домой и рисовали жестокие картины вашего «геройства». Было даже время, что я тебе верила и гордилась тобой, ведь я жена офицера. О, он у меня такой отважный, такой мужественный, он ради идеи готов на все! И это «все» - отразилось в полном уродстве настоящей правды. А вы даже не покаялись и как итог получили все это! Вы это заслужили! И я не лучше рядом с тобой. Я видела, как за своей бравадой вы превращаете наш город в свинец неизвестных, видела и молчала. Вот пытаюсь замаливать твой и свой грех, ухаживая за этим мальчиком! Тут же в пределах 500 км ничего нет, вы же получили то, что несли из года в год другим. Хотели чистоту и благодать? Вот и получайте пустоту и снег… пустоту, холод и снег. Без часов, календарей и дат. Ржаветь, вечно мерзнуть и ржаветь – это последний ваш удел.
Она резко встала из-за стола и зацепила чашку, что тут же разлетелась, оставив у ног мужа багровое пятно воды на багровом линолеуме. Вылетела из кухни, с грохотом закрыв за собой дверь так, что старику показалось, будто что-то разбилось у него внутри, и осколки стали врезаться ему в горло и прыщавую совесть.
На улице стало темно. Старик, словно в бреду вышел во двор. Спортивные штаны, свитер с растянутым горлом. Встав на снег, даже не понял, что был босой. Он подошел к знакомой железной пирамиде, и помня, как это делал мальчик, приложил руку к ржавчине. Тут его ладонь превратилась, словно в звериную лапу – он вцепился ногтями в коричневую труху железа, потом сомкнул руку в кулак, и, что было силы, ударил по железному другу и разразился неистовым рыданием. Он бросил взгляд в сторону и увидел стоящего бездомного мальчишку, по белому личику которого катились слезы.
- Прости… пожалуйста – сквозь слезы прошептал старик.
-Не надо…молчи… я все знаю…-ответил ребенок.
Старик улыбнулся нервной улыбкой, и в полном бессилии скатился вниз, упав у подножья машины…
Спустя какое-то время жена, остыв от всего, что она наговорила мужу сгоряча, ступая ногами по осколкам, зашла на кухню, чтоб извиниться. Но его там не было. «Наверное, пошел подышать воздухом…и правильно» - подумала она. Жена выглянула в окно и увидела в свете фонаря, как какое-то темное пятно распласталось на снегу у машины. В один миг у нее сжалось сердце и похолодели руки. Она не могла сдвинуться с места. Возле пятна сидел маленький мальчик и придерживая голову лежащего, гладил ее маленькими ручками, пошатываясь то вперед, то назад, словно укачивая маленького ребенка…
ID:
573669
Рубрика: Проза
дата надходження: 11.04.2015 13:43:00
© дата внесення змiн: 11.04.2015 13:43:00
автор: Даша Кашперська
Вкажіть причину вашої скарги
|
