Он снова не понял ее. Ее поведения. Манерности. Ее слов. Жестов. Не понял, почему она после такого чудесного секса, просто встала и пошла готовить кофе, на ходу закуривая сигарету с марихуаной. Ведь ему было так хорошо с ней. И ей тоже. Вроде бы. Ведь он это чувствовал. Она открылась с ним. А теперь – стена. Словно его здесь и не было. Почему она так жестока с ним? Неужели ей сложно полежать у него на груди, покрутить волоски на его груди, в конце концов просто поцеловать и сказать такое простое «Мне с тобой хорошо» или хотя бы только последнее слово. Но она не сказала ничего.
Он зашел на кухню. Она сидела у батареи, облокатившись о нее спиной, курила и пила кофе из маленькой абсолютно черной чашки.
- ты хочешь уйти? – спросила она.
Странный вопрос. Он не думал об этом.
- я люблю тебя, - проговорил он тихо, а потом повторил это громче, и еще громче. – понимаешь, люблю! А что ты?
Она вытянула вперед ноги. «Какие же у нее красивые ноги» - мелькнуло у него в голове.
- ты что издеваешься надо мной? – он уже срывался на крик от ее спокойствия.
Она затянулась и закрыла глаза.
- ты любишь меня? Только честно, скажи, - настаивал он.
Ответа не было. И он снова ушел в себя. Без ответов на вопросы. Странным образом злясь и влюбляясь в ее молчание. Он за столько лет совместной жизни так и не смог узнать у нее, почему она курит траву после секса, а не до… вопросов было много. Ответов не было. Словно она предоставляла ему право самостоятельно выдумывать их совместную жизнь, дорисовывать, ретушировать… и сама не задавала ему вопросов.
Он ушел в себя, чтобы вернуться. Без вопросов. И снова влюбиться в ее голос, плечи, тело, руки, глаза, в ее ноги и груди. Чтобы удивиться цвету ее волос, страсти ее губ и пальцев.
Любовь. Что такое любовь? Отголосок тебя или меня, эхом раздающийся в душе и теле. Твой крик, нашедший себя в другом. И он отозвался. И ты слышишь и чувствуешь себя в нем. Твоя боль разрывает ему душу. Твоя смерть умерщвляет его. И это не натянутое взаимоощущение… но однажды твой голос надрывается, ты теряешь голос, под тяжестью хрипишь, и другой уже не может и не способен отразить тебя эхом. Он привык к одному голосу, разве что с разными тональностями. И ты перестаешь слышать эхо. А твоя боль отображается в нем усмешкой, твоя смерть вызывает в нем желание жить, твоя боль остается с тобой.. все…
Слышу себя в других. Слышу себя во всех, кто меня окружает. Особенно в тех, с кем пью, курю и занимаюсь сексом. Ребенок в песочнице бывает эхом меня. Он слышит меня, а его – его, до тех пор, пока чей-то голос не вздрогнет, не надломится или не изменится. И если ты отзовешься эхом моего надломленного голоса, я пойму… я прочувствую и узнаю себя в тебе. И тебя в себе.
