* * *
Г.К.
Закатилось твоя звезда.
Чела не хмуришь. Взгляд вещи скажет: «темно-темно».
Обнял мураву бездыханно, и можно
подумать, что так было всегда,
даже когда ты коптил в окно,
эту жизнь неустанно любя, и творя непреложно.
Что иголка в стоге, монетка в борове лет
блестит маленькой, запотевшей в линзах
комнатушкой, со сморщенною старухой,
гречихою на обед.
От такой и подавно жизни
куда проще двинуть жужжащей мухой.
Теперь пироги не обогревают нутро;
рать не оставит следа в нишах полых
страшилок про
камикадзе забредающего в метро,
особенно, частоколов,
да перышка под ребро,
Бога, с его проповедью библейской,
так сказать, о твоих не прощенных: не отнять вины,
грехах. Потому что творе, любя,
ценит само творенье, не миокарды сердца,
ни чисты помыслы; взглядом со стороны,
в первую очередь, на самого себя.
Закатилась твоя звезда.
Как была жизнь ничьей, таковой горяча
и осталась – ни одного имени в титрах
тобой любимой не оставит смерть – времени мзда,
что справедливости ради, не даст в кольцо зашвырнуть мяча
свистком застревая в горле судорожного арбитра.
*
Поминаю себя: там вдвоём мы –
эхи давнего не унять мои.
В них бьется объятьями
горячее пламя истомы,
в тёмное время суток
удобное для земных утех,
соглашаясь на грех
разменять промежуток,
пусть хоть в действии этом
быстрее сгорит звезда,
чем успеет уста
обагрить опрокинутым светом.
Я из давнего изгнан.
Мздоимствует время, изменяя не то, чтоб
черты и мечтанья, как способ
продолжения жизни,
но трезвый взгляд на
расстоянье коснувшихся тверди
любови до смерти –
на счастливую пару во все времена.
*
Отнюдь, не холод: холод не неволит.
Не обессудь, отнюдь не летний зной.
Но так же ты не узник тесных комнат,
но пленник облаков над головой.
Натянутою тетивой – строкой
ты запускаешь вдаль, как стрелы – горесть.
О, сколь близка понурый день-деньской
для скомканного листика далекость!
Так много там взъерошенной мечты
твоей рукою грубой! Как там наго!
Забыл сказать, что так же пленник ты,
как в жертву принесенная бумага,
чернильницы и грешного пера.
Ни от добра и зла любовь не зла,
как не со зла совсем к тебе добра
сегодня Муза. Музыка смугла,
очей огонь приветливый виется:
завещана объятий дланям дань,
в которых, в холод можешь ты согреться.
*
Очи
черные,
очень
черные
бьют
ресницы
по ним
крученые
(отвести
невозможно глаз
оттого что
чернеет в нас).
Эти очи
чернели
смолоду,
бес ударил в глаза, -
не в бороду,
что понять
невозможно,
но
не от этого
в них черно.
Кони во поле
все стреножены,
спит невеста моя
сном жены,
а любовница
черноглазая
среди множества
ног лазая
набрела на мои
ноженьки
что противу идет
боженьке.
Но ко мне
ведь пришла
не с тем она,
чтоб
пригрел
на груди я
демона.
С ней не будет
уж мне покоя,
чтобы знал я, что я – другой и
так же черен,
чего неделай.
Черной песнь была.
Станет белой.
*
Открываю тебя в доказательствах рая -
в края ярких восходах родного; в туманах;
в бурой парков родне; в кружевах горностая;
да в кружащихся стайкою аэропланах.
Если девочка крошки бросает воронам,
и походят они на скопленье созвездий,
что откроет еще, кроме неба, астроном,
окажись он свидетелем черных нашествий?
Что пытаешь меня, за чредою-чадрою
расстояний от взгляда испуганно пятясь,
сколь напрасно? Тебя все равно я укрою
от ночных катакомб и разнузданных платьиц.
ID:
504206
Рубрика: Поезія, Лірика
дата надходження: 09.06.2014 20:04:48
© дата внесення змiн: 09.06.2014 20:11:43
автор: Гарде
Вкажіть причину вашої скарги
|
