|
С русской песней я познакомилась в раннем детстве. В нашем доме она жила, наравне с украинской: нередко напевали родители за работой, звучала она и на праздничных застольях, которые, мне кажется, в ту пору случались чаще. Телевизора у нас не было, и молодые еще родители поддерживали живое общение с друзьями и родней.
Но полностью окунуться в ширь и раздолье русского песенного творчества пришлось, когда мы стали жить в многоквартирном доме на улице Кирова, с широким зеленым двором и большим числом дружелюбных людей, запросто заходившими к нам по любому поводу.
С соседской квартирой нас объединяло общее крыльцо, поскольку квартира располагалась на втором, элитном, этаже, а в первом, полуподвальном, жило еще десятка полтора чужих семей. Соседями были Локтевы - десятиклассница Ира, взрослая девушка, с нею у меня почти ничего общего не было, вырастившая ее с младенчества тетя Дуся, продавец хлебного магазина, и отец Ирины, дядя Толя, Анатолий Иванович, в те годы уже пенсионер, мой старший друг и наставник. У Анатолия Ивановича были кот Никишка, черный и длинный, как мамин чулок, и патефон с пластинками.
Дверь в локтевскую квартиру почти всегда была открыта, а это означало, что я могла туда входить, когда вздумается.
Обычно после утреннего чая и знакомства со свежими газетами, наступало время нашего любимого с соседом занятия - заводился патефон. А грампластинок у дяди Толи было множество, с розовыми, красными, синими и желтыми бумажными дисками вокруг маленькой дырочки в центре, - на ней было пропечатано название песни, имя исполнителя, на авторов произведения я внимания еще не обращала. Начиналась музыка с короткого проигрыша, затем вступал голос солистки или могучие согласие голосов - хор Пятницкого или Воронежский народный, особо любимый хозяином. Песня разухабисто лилась минуты две-три, затем звук как бы мерк, стихал и начинал пропадать в шорохе и замедлявшемся надрывно-мелодичном шипении. "Не дотянул завод, - говорил дядя Толя, - и быстро, не снимая пластинки с вертящегося диска, раскручивал коленчатую ручку сбоку музыкального агрегата. Патефон, взвизгнув, начинал петь ритмичнее и голосистее.
За короткое время я выучила слова всей фонотеки Локтева и охотно подпевала патефону. А в песнях тех было много интересных жизненных фактов, с которыми без утайки делились певуньи. Тосковали "Одинокая гармонь" и "Ивушка зеленая", " бежала и таяла в тумане река", не помогая в поисках любви, "цвела калина в поле, у ручья", жаловалась бедолага, которую угораздило полюбить женатого и тут же с отчаяньем вопила: "Эх, Волга-речка, не боли, сердечко!.." Но больше всего меня привлекало право выбора, когда "под рябинушкой ждали слева токарь, справа - кузнец..."Я даже на вопросы взрослых отвечала фразами полюбившейся песни: "И кто его знает?" , что буквально обезоруживало маму, часто недовольную моей несобранностью и непослушанием.
Скоро мне стали доверять заводить патефон самостоятельно. Счастью не было предела! Я с утра не могла дождаться на своей половине стеклянной веранды, когда же, наконец, сосед допьет свой бесконечный чай, и мне будет позволено завести музыку. Торопясь, как можно больше, прослушать песен в отведенный для досуга лимит времени, я складывала отыгранные пластинки к стопку, не тратя времени, дабы засунуть их в плоские бумажные конверты.
А на дворе буйствовала юная весна - цвели абрикосы, на еще не опушенных нежной зеленью ветках посвистывали недавно прилетевшие скворцы. Вдруг прямо через мою голову в открытую дверь на улицу сигануло черное гибкое тело бандита Никишки, до сих пор мирно умывавшегося на деревянном лакированном стуле. Уж не знаю, удачной ли оказалась его охота, но с края стола с громким шорохом съехала на пол вся стопка неубранных пластинок!..
Ни меня, ни кота-вандала не ругали. Что проку? Просто на этом закончилось мое музыкальное времяпрепровождение. Слушать уже было нечего. Я перестала заходить в гости к Анатолию Ивановичу, при случайной встрече прятала глаза, стараясь прошмыгнуть незаметно, остро ощущая непогашенность своей вины...
Заканчивалось мое первое школьное лето. И, переходя во второй класс, я поступила в местную музыкальную школу обучаться игре на баяне. Аргумент у отца был один: "Ты обязана научиться играть, чтобы дядя Толя не скучал без привычной музыки". Училась я успешно, однако, восстановить своей игрой угробленный патефонный репертуар соседа не смогла: годы меняли музыкальные пристрастия, мы переехали на другую квартиру, вскоре ушел из жизни и сам Анатолий Иванович. Но любовь к русской песне, привитой им мне, сохранилась на всю жизнь. и сегодня, слыша "Ой, цветет калина" или "Каким ты был", сердце трепетно замирает, возвращая меня в те далекие годы. А еще с тех самых пор я не люблю черных котов.
ID:
724358
Рубрика: Поезія, Сюжетні, драматургічні вірші
дата надходження: 19.03.2017 13:05:25
© дата внесення змiн: 19.03.2017 13:05:25
автор: Борисовна
Вкажіть причину вашої скарги
|
А рассказ чудесный! Я тоже вырос в таком же окружении - патефон, вечеринки у друзей родителей и у нас дома с обязательным распеванием указанного репертуара... Эх, ностальжи... И я тоже три года учился на баяне (пока труба не победила) и играл этот репертуар (хотя не всегда с удовольствием, часто песни были заунывные и непонятные мальцу). Спасибо, Ниночка за то, что окунули в такую прекрасную атмосферу нашего с Вами детства! 
