Я хочу рассказать, что случилось потом:
раскололся язык и пошли племена.
Мой народ называл это время Потоп;
только каждый придумал свои имена.
Добирались в пределы полярных владык,
до ближайших окраин кому повезло
в истерическом трансе храпящей орды.
За окном горизонта – глубокий разлом.
Ошалевшее стадо обрело пастухов.
В отдалении плакал густа́вый манок.
Верховые загоны тормозили Исход,
но поток находил себе путь все равно.
Марлезо́нские лены трещали по швам,
голоса командиров срывались на крик,
прикрепляли к заставам пришедшую шваль
и не знали пощады, как вирусный грипп.
Окружали кордонами каждый очаг,
где бронхитный мальчишка был повешен отцом,
где от чистого сердца уцелевшим врачам
заболевшие люди плевали в лицо.
Дул кипящий прожектор в слепые глаза,
наугад темноту полоскали лучи.
Бедолаг, что пытались прорваться назад,
радикальное средство помогло излечить.
Шла облава на кашель, выдававший бедняг,
патрули карантина их загнали в тупик,
батальоны зачистки не жалели огня,
за повторным заходом зачистили их.
Той же осенью с Юга пришел караван,
но его расстреляли в Ущелье Пяти.
Героический подвиг пути открывал,
малодушие подлых затворило пути.
Возмущенье народа все росло и росло.
Не по силам терпеть одержимых письмом.
Стал гонителем скверны восприимчивый Лот,
политической мудростью сделал что смог.
«Размышление же есть ползучая болезнь безумия в человеческом теле…
Зараза же сия передается касанием, также через вещи… от трупов же
по воздуху и сквозь землю… Изгнать же несчастных в монастыри для
умирания их… и не приближаться никому под страхом объявления мертвым.»
(Лот IV Фортран. Энциклика «Онтология Марса»)
Стал забвением жизни бессмысленный труд.
Люди пили отраву, как целебный отвар.
Мурахо́ды и дэвы на долгом ветру
равнодушно смотрели, как тает трава.
Пузыри в ликаня́х чеконо́шила ють
на болотах. Поставив птенцов на крыло,
муртыши́ собирались для полета на юг,
для пути без возврата до излучины кло.
Как стремительна осень на Линзе… была,
как стремилось живое… в излучину кло.
Купол стылого храма отмыв добела,
этот мир продолжался, и время текло.
(1999)
Ооочень специфическое. Я бы даже сказал эзотерическое, для посвящённых. Я так понимаю, что написано по мотивам какого-то произведения. Жаль, не читал, хотя фантастику люблю. "Алексеевские хроники" понравились.
Ник.С.Пичугин відповів на коментар $previous_title_comm, 01.01.1970 - 03:00
Да. По мотивам "Критики чистого разума" Канта, я об этом упоминал (в "Свидетеле", кажется). Впрочем, есть еще один источник, гораздо более известный, но "Исход" - самостоятельное произведение. "Алексеевские хроники" и "Онтология Марса" - две части поэмы.
Должен заметить, однако, что Вы первый читатель, заметивший глубокие аллюзии произведения.
Что касается фантастики, то, конечно, есть аллюзия к "Марсианским хроникам", но гораздо слабее.