Почему говоришь, что о шахте писать
я обязан другими словами?
Разве мы по-другому умеем дышать?
И какие различья меж нами?
Тот же быт и стояние в очередях.
Та же ржавчина льётся из кранов.
Те же темы у нас пересудов в гостях.
И считаем мы тех же баранов.
В лицемерии только отличье у нас –
у кого-то чуть меньше, чуть больше.
и заслугою кажется это подчас,
но никак не становится горше.
А слова в нас вошли от общенья с людьми.
От общения разница наша.
Не скажу, что мой мир это – люди из тьмы,
да и речь матюгливая наша.
Нет, они для меня все святее святых.
Правда, речь не всегда без изъянов.
И, бывает, слова, как удары под дых,
но открыто, всегда без обманов.
Не всегда они в радость, но сутью честны,
и хоть внешне не литературны,
для меня они по-человечьи чисты
и вполне, понимаешь, культурны.
Потому не отвергла моя это плоть,
а в себя постепенно впитала.
Да и так, как в среде я шахтёрской не гость,
то обучен всему здесь немало.
И про здешнюю жизнь выливаю в стихи
соответственно речи героя.
Для тебя, как стилиста, они все плохи:
предложенья неправильно строю,
неформальною лексикой часто грешу,
что пророю читать невозможно.
Но ведь я не поэзии чистой служу!
Да и что объявлять : «Осторожно!
Детям всем не читать до 16 лет!»
Но ведь дети здесь знают такое,
что, признаюсь, нездешний культурный весь свет
может быть за Кривбасс наш спокоен.
Конец 60-х
