Пусть дважды по одной и той же улице
пройтись нельзя – где каждый дом сутулится! –
и невозможно, и не нужно вроде бы –
я всё равно люблю твой мир юродивый.
И там – не то. И здесь – шумят неистово;
ни искорки любви, ни лживой истины,
ни праха, – чтоб с небес, ни крови пролитой.
Так жуй свою траву. Будь тише кролика.
Нам «снова» не дано: я хищник, заинька,
и только стужа алчет видеть зяблика,
но, впрочем, наплевать. Снег ночи басмою
уже покрыт. Темно во мне. Злорадствую!
Злорадствую, а сам в сей крик беспочвенный
давно вложил тоску по одиночеству,
коль нет его, раз всё тобой наполнено –
знать, мыслить о любви торопит боль меня.
И снова лес в глазах, хотя устало я
да нехотя родное чувство (стадное)
храню под шкурой, и не знаю – кто кого?
Так далеко до волка одинокого.
Нам только и дано, что – помнить. Помню ли
как мы друг друга поняли и проняли?
Всё ж вычеркну сие… Грешно ли, свято ли, –
речь данная бежит за адресатами.
Как тяжело мне, а верней – безадресно –
то речь задеть меня опять пытается,
и донести до травоядной истину:
жизнь без тебя бессмысленна, немыслима.
...а-таки страстно! 
