Умер Путин…
Умер Путин.., так случилось, просияли небеса,
Вся планета веселилась, ведь, бывают чудеса!
А на площади, на Красной, слезы льются Ниагарой,
Собрался народ несчастный, в пьяно-траурном угаре.
Задают вопрос со сцены: - В землю тело схоронить,
Или как вождя Вселенной, в Мавзолее положить?
Порешили, чтобы было, где поплакать, порыдать,
Сотворити царь-могилу и земле его предать.
Есть царь-пушка, каждый знает и царь-колокол стоит,
Хоть она и не стреляет, да и друг ее молчит.
Царь-могила будет третьим, закрепляющим звеном,
Взрослым, принеся, и детям, радость жизни в каждый дом.
Гроб по чину смастерили, весь из золота, как будто,
Да карманами обшили, туго напихав валютой.
Под Кремлевской, под стеною, яму вырыли под стать,
Привалили всей толпою, в путь последний провожать.
Проводили, помянули, разошлися по домам,
С утреца пришли к могиле, похмелиться, чтобы там.
Глядь - могила вся разрыта, гроб подле нее стоит,
Крышка на гробу открыта, Путин как живой лежит.
Кто позарился на святость? Будет, гаду поделом!
Наугад зевак с десяток, расстреляли на углом.
С чувством выполненного долга, гроб в могилу опустили,
Все поплакали недолго, выпили и закусили.
Утром смотрят – что за диво! Гроб опять стоит в сторонке,
Вождь в нем смотрится красиво в пиджачке и рубашонке.
Что за враг сие содеял? Вновь могилу осквернили!
Вышло, что не тех злодеев, мы в расход вчера пустили.
Ну, пустили, да и ладно, настоящих как сыскать?
Иль, чтоб, было неповадно, первых встречных расстрелять?
Вновь не повезло кому-то, стихли крики за углом,
Гроб с карманами с валютой, возвратили в отчий дом.
Только, в этот раз под елкой, спрятали аппаратуру,
Для фиксации на пленке, супостатовой натуры.
Поутру – картина маслом, все разрыто, гроб стоит,
И покойник распрекрасный, прямо в нем себе лежит.
Десять человек в сторонке, стрельнули, едрена медь!
Проявили кинопленку и пошли ее смотреть.
Видят, вот она могила, вся украшена венками,
По-домашнему там мило, прям, не передать словами.
Вдруг, земля сама собой, расступилась, аки море,
Гроб с покойником на волю, выпрыгнул и замер вскоре.
Гвозди с крышки послетали, тот открылся, как ларец,
Зрители аж все привстали – прояснилось наконец!
Значит вот оно в чем дело! Это, братцы, все не зря!
Принимать не хочет тело, благодатная земля.
Видно, все-таки, придется рассмотреть нам Мавзолей,
Ленин тоже остается – вместе будет веселей!
Так всем миром порешили, значит быть так посему,
Тех, кто против был, избили и отправили в тюрьму.
Вечером, когда на небо, вышла полная луна,
Бросили почетный жребий – кто подселит Путина.
Подошли к дверям гробницы, постучали три раза,
Голос прозвучал: - Войдите! И вошли, закрыв глаза.
Там внутри, при свете тусклом, в домовине за стеклом,
Ленин с хрустом ел капусту, запивая молоком.
- Дорогой, Ильич, простите, что Вам трапезу прервали,
Мы по пустякам, учтите, Вас тревожили б едва ли.
Тут сложилась обстановка, Ваш коллега, тоже вождь,
Приобрел себе обновку – гроб с карманами и что ж?
Мы вождя похоронили, все по чести, будь здоров!
Но он лезет из могилы, раз за разом, вновь и вновь.
Не пришелся он землице, может что-то с ним не так,
Вроде мертвый, как годится, да и пахнет как мертвяк.
Так, что принимайте гостя, магарыч уже при нем,
Не держите на нас злости, ну а мы Вас помянем.
Речь почтенную закончив, тело Путина внесли,
Пива свежего две бочки, водки горькой пузыри.
Всякой к выпивке закуски, сладкой ваты на десерт,
Все по-нашему, по-русски! И ушли, сказав: - Привет!
Отложив с капустой банку и прищурив грозно глаз,
Вождь трудящихся взял палку, стукнул ею пару раз:
- Что лежишь, вставай салага, ждал тебя уже давно,
Ты, Володя, если честно, настоящее говно!
Если б гроб твой с карманами, в реку бросила толпа,
Он не канул бы с концами, плыл бы как кусок дерьма.
А «Москва», «МОСКВА», ты слышишь, уж давно лежит на дне!
Жаль, что ты уже не дышишь, в раз повис бы на сосне.
Ну да ладно, это в прошлом, а сейчас сплошной провал,
Ты ж, навечно, безнадежно Украину про..терял!
Я ее тогда лелеял, дал свободу, все дела,
И она в руках еврея, вновь сегодня расцвела.
Если правнуки Богдана взяли нашего вождем,
Можно было только спьяну, завалиться к ним с ружьем!
Недооценил ты, Вова, недопонял сей народ,
Он тебе не лес дубовый, он под пилы не пойдет!
Что молчишь, ожил, засранец? Да не бойся, не ожил,
Мертвый ты, что горный сланец. Зуб даю, как старожил.
Это здорово, что мертвый, а попался бы живой,
Подружился б с прокурором и с Лукяновской тюрьмой.
К стати, отчего ты умер, вроде дырок нет от пуль,
Может чем-то траванули, или пьяным сел за руль?
Вот мои мозги когда-то, стали просто набекрень,
Фанька, *** виновата, думала, что я мишень.
А соратники, чтоб денег не транжирить на врачей,
Предложили переехать в этот славный Мавзолей…
Тут из гроба, очень робко, озираясь по углам,
Вроде бы ему неловко и не рад тому он сам,
Выполз белый как бумага и холодный словно лед,
Путин, весь такой скромняга и открыл свой синий рот:
- Дорогой товарищ Ленин, разрешите доложить,
Я тут не из праздной лени и не от отказа жить.
С пролетарским к вам приветом, с того света на Ваш свет,
Прибыл принять эстафету и услышать Ваш совет.
Умер я, вообще, от страха, прямо ужас обуял,
Глянув, как хирург – собака, скальпель на меня поднял.
Нужно было мне мой копчик, подлечит и подлатать,
И так вышло, между прочим, что пришлось концы отдать…
А на Мавзолей, по льготам я попал – мечтал о нем,
Здесь не пыльная работа, знай, лежи себе бревном.
- Как по льготам, что за ересь! Ну, вы батенька и лгун!
Ладно, наливай, покамест, разрази тебя Перун!
Если, тезка, ты надумал подлежать меня, подлец,
И себя ко мне подсунул, то ты дважды не жилец!
Тут такой упырь пытался потеснить меня чуток,
Но и этот обломался. Что, налил? Давай, сынок!
Ох, забористая водка! Ты, Володя, закуси.
У меня тут есть капустка, из Разлива привезли.
Что ж ты, миленький голубчик, растакой ты голубец,
Распустил свой жидкий чубчик, а стране пришел конец.
Ну, давай, махнем вторую, молоком ее запей,
Эх, мы щас и попируем! Ешь капустку, не робей!
- Я, Ильич, вообще не пьющий. – Как не пьющий, ты же труп!?
Или ты такой хитрющий или ты и вправду глуп.
Разве ты не знаешь, Вова, что нам – мертвым, можно все,
Можешь пить, что та корова и не будет ничего.
Наливай, давай, по третьей, пива тоже не жалей,
Денег не бросай на ветер, водка с пивом веселей!
И ответь мне, друг любезный, для какой такой нужды,
Той валютой бесполезной, напихал карманы ты?
Тут же нету магазинов, не заскочишь тут в буфет,
Здесь печальная картина, самый, что ни на есть «тот свет»…
Что-то я взгрустнул немножко, а ты, вижу, покраснел,
Подставляй, Володя, кружку, тост по случаю созрел.
Выпьем, чтобы каждый мертвый, каждый всякий не живой,
Дом нашел себе укромный и обрящил в нем покой.
Ох, пошла, пошла родная! Ты до дна, давай, до дна!
Выпил? Снова наливаем. Что, не хочешь? Вот те на!
Ты меня обидеть вздумал! Ну ты, милый чек, даешь!
Впрямь, какой-то полу-умный, что не выпьешь – разольешь.
Я к нему всею душою, прям, как к сыну своему,
А он весь налился кровью и надулся как паук..
- Нет, Ильич, я не со злости, что-то вспучило живот,
Давит так, аж ломит кости, чувствую, что дно прорвет!
Не пошла капустка Ваша или скисло молоко,
Подскажите, где параша, может быть не далеко!
- Я же знал, что ты засранец! Ну, так слушай мой ответ –
В этом мрачном смерти храме, не положен туалет.
Слаб ты, Вова, оказался животом, да и вообще,
И как вождь не состоялся и как труп – посмешище.
Полежать решил со мною, Мавзолей – твой отчий дом?
Рядом, словно муж с женою или, может быть, вальтом?
Дам тебе совет я дельный – отправляйся за Урал,
Координаты дам отдельно, чтобы ты туда попал.
В гроб ложись, упрись о спинку, ноги к животу прижми,
Обе свои половинки сразу резко разожми.
Все, что проситься на волю, реактивный даст толчок,
И ракетой отфутболит твое тело на восток.
Ну, готов? На старт! Внимание! Дай ка, я к стене прижмусь.
Ленин, нос, зажав руками, прокричал команду: - Пуск!
Миновав охрану ловко, словно узник без оков,
Гроб, как из бутылки пробка – вылетел и был таков.
Только промелькнуло где-то, над восточною тайгой,
Что-то вроде, как комета и укрылась за горой…
Средь пустынных гор Алтая, где течет Катунь река,
Где не слышно даже лая, где деревня далека,
Где висит Шойгу панама, одиноко на сосне,
Там в пещере у шамана, лежит камень в темноте.
На том камне, деревянный, покосившийся от лет,
Весь обшитый карманами, гроб стоит, а в нем скелет.
Черной пропастью глазницы, челюсть нижняя висит –
Ребятенок убоится, взрослый лишь обматерит.
Только нету здесь ни взрослых, ни старушек, ни детей,
Слизняки одни да крысы охраняют тлен костей.
Только вечное забвение, в памяти людской пробел,
Для грядущих поколений отрицательный пример.
Из карманов, сплошь дырявых, доллары торчат и фунты,
Евро, как листва в дубраве, россыпью лежат на грунте.
Никому до них нет дела, разве что слепой шаман,
Самокруточку умело, завернет как растаман.
Пыхнет огоньком цигарка, бубен звякнет ненароком,
Было здесь когда-то жарко, а теперь все спит до сроку.
Век пройдет и станет пусто, кости стлеют в тишине,
Лишь останется капуста, в гробе том, на самом дне.
ID:
971023
ТИП: Поезія
СТИЛЬОВІ ЖАНРИ: Ліричний
ВИД ТВОРУ: Вірш
ТЕМАТИКА: Філософська лірика
дата надходження: 15.01.2023 08:32:59
© дата внесення змiн: 15.07.2023 10:59:56
автор: Костянтин Вишневський
Вкажіть причину вашої скарги
|
