Дикая роза севера,
невесть каким образом проросшая
на мерзлом скупом грунте
тех настигнутых амнезией времени широт,
ты пунцовеешь в моих мыслях и снах, -
яркое, как лихорадочный румянец больного,
пятно в изъеденном меланхолией
зимы и памяти ландшафте,
который, вероятно, вовсе утратил бы
топографические черты, -
те немногие из еще оставшихся, -
если бы не это пульсирующее
фламенко настоящего.
Погружаясь все глубже
в этот бред, принявший образ тебя,
я вылавливаю раскаленных змеек
твоих движений,
ветвящихся в полутьме моего
гаснущего рассудка
пламенем цыганских костров
и клеймящих мои ладони
пентаграммами далекого прошлого,
линии которого так любят вить гнезда
в сердцах умалишенных,
обуреваемых страстями и всякого
рода безоглядностями.
Прошлое, как и мы,
обладает всеми этими качествами,
сплетая наши чувства
в один шипящий и мяукающий
разной чертовщиной клубок,
и уже не понять,
то ли это ты, то ли трепещущий в моих руках
цветастый, засаленный стеарином
и следами ночных утех
платок одной из твоих прабабок,
которой ты, впрочем, абсолютно не помнишь,
да и зачем тебе.
В тех лабиринтах,
разбуженных твоим дыханием,
есть нечто бодлеровское:
свет не проникает туда,
лишь едва теплится
в тусклом взгляде люстр и зеркал,
рассеянно скользящем
по выцветшим стенам с провалами арок
и альковов с чернеющими
балдахинами кроватей в углу,
как смутные воспоминания души
о некогда бывшем теле.
И, словно преумножая те анфилады,
во мне блуждает твой взгляд,
глубокий и тревожный,
как воды ночной осенней реки,
мятые плиссированные складки которой,
пульсирующие изнутри своими токами,
являют мне истинные черты жизни.
Как часто ее проявления
застают нас врасплох,
пробуждая то первобытное, что,
будучи загнанным
в самые глухие закоулки сознания,
вламывается в наши сны
железной поступью варваров- завоевателей,
прорубающих себе дорогу во времена и пространства.
Не этот ли священный инстинкт присвоения
пробуждает к жизни юнца и дряблого старика,
взирающих на цветущую молодость афродит
и стеблеобразность нимфеток?
Не тот ли яростный инстинкт жизни
завладевает и всем моим существом,
когда ты смотришь на меня,
непроглядная, как душа лилит,
темная,
темная,
темная…
Называешь себя француженкой,
но твои дерзкие,
оплавленные солнцем трагедии,
как испанское вино в бокале,
мысли и округлости
способны бросить вызов самому
взыскательному тирану,
срывающему, как платье
с тела изысканной кокотки,
лучшие дары мироздания.
Моя дорогая Ло,
жизнь для тебя – коррида.
Когда тебе грустно,
ты смотришь в пустоту яростно и задумчиво,
являя мне полупрофиль врубелевского
демона,
и в ту же секунду взрываешься
неудержимым хохотом,
обдавая бризом
грудного контральто Севильи,
и я, как новоявленный гумберт,
жадно вдыхаю
эти причудливые проявления неизбежного,
разражаясь в ответ
желчной мякотью рифм
и язвительностью реплик.
Жизнь есть поэзия контрастов,
и даже самая невыносимая боль,
вонзающаяся, как бычий рог в грудь матадора,
придает нам упорства и сноровки
в борьбе с предсказуемым.
Но более всего она учит нас мгновенности –
потому аргус трагедии
подстерегает нас
на каждом шагу,
рассыпая во тьме, словно звезды,
опрометчивых мотыльков секунд,
что, будучи одним крылом в безумных сновидениях
прошлого,
а вторым – во мраке грядущего,
являют тот незримый материал,
из волокон которого мы,
подобно языческим жрецам,
сплетаем венки, ожерелья и амулеты,
принося их на алтарь безучастного.
И словно амулет, устанавливающий связь
обожествляемого с его владельцем,
мраморный сфинкс времени,
дремлющий в одиночестве на пустынном берегу,
орошаемом очередной волной
наших самоубийств,
открывает свои слепые глаза,
и над руинами
арен и амфитеатров
расцветает
темная заря новой секунды,
знаменуя
начало моей новой жизни
с тобой.
ID:
358413
Рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата надходження: 19.08.2012 00:26:22
© дата внесення змiн: 28.11.2012 16:05:35
автор: ChorusVenti
Вкажіть причину вашої скарги
|
