В плену улиц Города, темных, пустынных, ломких, стоял старый дом, незаметный для новых глаз. Венчал крышу флюгер тенью ржавой котенка: от ветра тоскливо мяукал-скрипел подчас.
Механик известный жил в доме, Амброзий Критце, с дочуркой Эмилией.
Было ей двадцать лет, и девушка эта мечтала порой о принце, умом понимая, что принца на свете нет такого, как в сказках, где ложь не прикрыта ложью, где черное с белым разогнаны кто куда. Эмилия знала, что встретить - процент ничтожный такого, как виделось в грезах. И никогда свой ум не марала в ничтожных девичьих муках, что сердце сжигают бессмысленно и дотла…
И, впрочем, о принце мечтала она со скуки, на первый план ставя куда поважней дела.
Гораздо милей ей был сумрак лабораторий и масляный запах горящих настенных ламп. Инструкции папы – занятней любых историй, а дело механика – лучше всех дифирамб, что пели Эмилии те, кто потенциально желали дочь мастера в жены заполучить: ведь глупая женушка – нынче совсем банально, а с умницей, вроде, куда интересней жить…
Амброзий давненько мечтал весь свой пыл научный в проект воплотить, да такой, чтобы вздрогнул свет. Проект звался «Аланом», робот то был подручный, и мыслил над ним мастер Критце с ребячьих лет. Он план начертил, расписал все – такое дело, подход здесь серьезнейший, робот – не шутка ведь! Часы проводил, создавая из стали тело, вплавляя в него тонких вен и артерий медь, горстями внедряя в конечности шестеренки, чтоб те приводили в движение механизм… Эмилия прыгала радостно, что девчонка: она помогала с системой трехгранных призм, что «Алану» зрением будут служить в дальнейшем.
И, словом, процесс весь шел гладко и хорошо. Прошло лишь полгода, и был завершен успешно живой автомат с медным сердцем. И всей душой за время работы над роботом привязалась к системам сложнейшим, заставившим попотеть, дочь мастера: и, в довершенье, очки собрала для робота - линзы, увитые ловко в медь…
«Приветствую, сэр. Вы прекрасны сегодня, леди», - сказал чинно робот, отвешивая поклон, и масло струей полилось с его губ к паркету, затикало сердце; так, Алан был завершен.
Беседы он вел, а в подсчетах был точен до боли, имел тягу к знаниям, все их черпал из книг. И мысль приходила к Эмилии поневоле: примерно таким идеальный мог быть жених. По-светски галантным был Алан – отца заслуга: тот шарм джентльмена в него как-то заложил. Эмилия в нем обрела наконец-то друга - и думала: «Хоть он и робот, но страшно мил». И счет был утерян давно долгим их беседам о старых науках да сути любых вещей. И все было ровно.
В дождливую как-то среду Эмилия поняла: что-то случилось с ней.
Ведь сердце ее дирижаблем то ввысь взмывало, то поршнем тяжелым стремилось куда-то вниз; и в доме просторном ей стало вдруг места мало, и странно-тепло лишь от вида двух круглых линз. Но Алан смотрел так бездушно сквозь эти линзы…
Эмилия жизнь проклинала десятки раз, ведь сердцем фальшивым - отлаженным механизмом – не мог полюбить он. Взгляд девушки вдруг погас, как гаснут светильники от недостачи масла. И сердце все медленней билось в ее груди. Плечами пожал старый доктор: совсем не ясно, какая причина болезнь смогла разбудить.
Эмилия чахла, и взор ее был печален, весь мир вокруг тлел, осыпаясь к ее ногам. Смотрел безучастно на это виновник – Алан, ведь медное сердце бесчувственно к мелочам, что глупые люди восторженно воспевают, забыв обо всем, вплоть до пищи приемов, сна. Машины энтропий старательно избегают - отныне Эмилия зависти к ним полна.
Боялся ужасно за дочку Амброзий Критце, и, сжалившись, та рассказала ему секрет, что в сердце причина страданий ее таится, избавиться если – остынет болезни след. И в думы ушел с головой господин механик.
Эмилия днями смотрела в окно. Метель буянила там, за прозрачной стекла мембраной. И гробом холодным казалась ее постель. Она - не машина, любовь в ней пустила корни, вросла в ее сердце, как ржавчина в старый металл, и, с ритма сорвавшись, оно захлебнулось кровью. Всю ценность свою свет грядущего потерял…
Амброзий получше не смог отыскать замены, чем сердце из меди, что Алан носил в груди: одна его часть разгоняла бы кровь по венам, другая могла б за артериями следить. Так, выбор был сделан. Эмилии было мало, отца упросила желанье свершить одно: и сердце свое торжественно завещала, чтоб в клетке грудной из металла забилось оно…
Амброзий провел операции две. Успешно.
И зиму сменила весна, и растаял снег. И дочь спасена, только мастер с тех пор безутешен, ведь дом их оставил навеки веселый смех.
...И все поменялось внутри, средь тех шестеренок, вели что бессмысленно счет своих серых дней. И сердце-замена отчаянно-хриплым стоном взрывалось почти, когда он бывал рядом с ней. Его алгоритмы решить не смогли задачу, а боль – что в новинку - процессы вела на спад. Лишь… чувствовал Алан порою, как много значит Эмилии ровный, пустой, безразличный взгляд, что больше не грел его (странно, но не буквально); угрюмо-прямым стал улыбки ее изгиб.
И мысли его с этих пор не рациональны; процесс еще длится, но Алан уже погиб.
ID:
519214
Рубрика: Поезія, Сюжетні, драматургічні вірші
дата надходження: 24.08.2014 02:09:50
© дата внесення змiн: 24.08.2014 02:09:50
автор: Roland Thane
Вкажіть причину вашої скарги
|
