|
Утомленим степом у передсвітанні
Жене полоненого воїн нервово:
«Що, бранцю, хвилини, здається, останні?»
Козак своїх бачить – ледь мовить їм слово:
«Ми варту зустріли, лишався лиш крок –
Загинув Хома», – щось ще видавив сухо,
Жбурнувши ту здобич до ніг, як мішок, –
До ніг отамана Охріма Макухи…
«Ти зрадник, Назаре! Ще гірше – дитина...
Моя... Я ж брешу всім: «Мій син у неволі!
Як шаблю поверне йому Батьківщина,
За неї помре – не шукай краще долі!»
А братство мене заклинає в ганьбі:
«Селяни самі вибивають прибульця –
Де мур, у фортеці на тій стороні
«Козак» твій із панною вголос сміються!»
Шепочуть – кричать уже: «Хто тобі мати?!
Який курінний?! Його ж син перебіжчик!»
Омелько й Хома – два сини, як казати,
Що третій ти?.. Краще би ти був небіжчик…
Не соромно, «лицарю»? Зайве! Ще мить!..
З’явився ж якої чудової дати!
Був гордістю, заздрили всі: «Таланить!»
А нині ховаючись маю стрічати!..»
«Вітчизна моя – її теплі долоні.
Вітчизна моя – її ніжне волосся.
Я більше не ваш – у такому полоні!
І шабля, повірте, звільнити не в змозі!
Не батько ви мій, і брати – не брати,
Любов є одна – що ж, кінчайте почате:
Мій дім – де вона, і я ладен піти
За неї на смерть – прямо в груди стріляйте!»
09 січня 2015 р., 2021
«Ні, рицарю відважний мій,
Навіщо марить божевільно?
Талан я знаю добре свій:
Тебе кохать мені не рівно –
Тебе зове твій заповіт,
Братерство, батько, Україна!
Ми вороги ще з давніх літ…»
«Що для мене товариство, батько мій і мати,
Як для тебе все ладен я без жалю віддати!»
З лібрето до опери Миколи Лисенка «Тарас Бульба», 1880 р.
Согласно одной из версий похожий рассказ однажды довелось услышать в будущем прославленному на всю Российскую империю и далеко за её пределами писателю (ныне называемому украинским и российским или даже русским писателем) урождённому Николаю Васильевичу Гоголю-Яновскому (1809-1852 г.г., уроженец Сорочинцев, сам писатель со временем отбросил вторую часть фамилии) от потомков куренного атамана (курень – казацкая военно-административная единица в несколько сотен человек, от тюрк. кура – двор, огороженный забором участок) Войска Запорожского (Низового) в тридцатые годы XVII века Охрима Макухи (родственник атамана, к слову, дядя известного украинского исследователя-путешественника Миклухо-Маклая по отцовской линии, учился и дружил с писателем).
Родился Охрим в Стародубе, ставшем впоследствии центром Стародубского полка Войска Запорожского (Верхового, в историографии также условно Гетьманщина), ныне – небольшой (около 20 тыс. населения) городок в Брянской области Российской Федерации. У Охрима было трое сыновей – Назар, Омелька и Хома, один из которых (Назар) влюбился в шляхетскую панночку и во время казацкого восстания против власти Речи Посполитой перешёл на сторону поляков, скрывшись в осаждённой запорожцами крепости. Опозоренные братья решили похитить предателя, но на обратном пути наткнулись на стражу. Хома погиб в неравном бою, а Омельке с пленником удалось скрыться. Куренной же был вынужден собственноручно казнить сына-оборотня...
Этот сюжет Гоголь, сам также имевший прославленные казацкие корни, и положил в основу своего «Тараса Бульбы». Таким образом, куренного атамана Охрима Макуху можно считать прямым прототипом главного героя. Также по одной из версий Охрим изображён на всех вариантах картины слободского художника Ильи Ефимовича Репина (1844-1930 г.г., уроженец Чугуева) «Запорожцы пишут письмо турецкому султану» – он смеётся в центре, в шапке, придерживаясь руками за живот (разумеется, непосредственную картинную внешность Охриму любезно подарил один из друзей художника), в то время как на заднем плане видны свёрнутые сине-жёлтые и красно-чёрные знамёна. Заинтересовал мотивом и консультировал художника при написании картины известный украинский историк Дмитрий Иванович Яворницкий (лицо которого возможно также подарено писарю на некоторых вариантах картины), зачитавший копию письма, написанного в 1676 году кошевым атаманом Иваном Сирко «со всем кошем Запорожским» в ответ на ультиматум султана Османской империи Мехмеда (Мухаммеда) IV, которая была найдена в 1870-х годах екатеринославским (ныне г. Днепр) этнографом-любителем Я. П. Новицким, как курьёз, своим гостям, среди которых был и сам Илья Репин.
«Недаром про них Гоголь писал, всё это правда! Чертовский народ! – восхищался запорожскими казаками Илья Репин в письме к В. В. Стасову. – Никто на всём свете не чувствовал так глубоко свободы, равенства и братства! Во всю жизнь Запорожье осталось свободно, ничему не подчинилось!»
К слову, писатель верил, что его дворянская генеалогия восходит до полулегендарного казацкого полковника второй половины ХVII столетия Остапа Гоголя, фамилию которого к своей прежней фамилии Яновского присовокупил дед Николая Васильевича Опанас Демьянович. Изменение фамилии было одним из шагов к подтверждению благородной семейной генеалогии для полноправного обладания казацкими гражданскими правами и наследования имущества в условиях неупорядоченного часто хаотичного присвоения фамилий на различных казацких территориях, когда каждому новому поколению могла даваться фамилия по отцу либо по отцу жены с добавлением -ко (тюрк. «сын»), -чук (слов. «малый»), местности происхождения и др. С другой стороны, его прадед по бабушке Семён Лизогуб был внуком гетьмана Ивана Скоропадского и зятем казацкого переяславского полковника, украинского поэта XVIII столетия Василия Танского. Он вообще прилично интересовался историей.
В начале XVII века запорожские казаки вместе с войсками Речи Посполитой осуществляли неоднократные нападения на Московское царство (также Московское государство), переживавшее своё Смутное время. Однако и сама Речь Посполитая вследствие постоянных ущемлений вольностей, данных ею используемым в этом противостоянии казакам, а также в результате возрастающего гнёта польских помещиков и арендаторов по отношению к руському селянству, в том числе политики всё большего привлечения евреев для колонизации контролируемой казаками территории и других руських земель с предоставлением им даже больших прав, чем самим казакам и местным селянам, нерешённого религиозного вопроса и по другим причинам с каждым будущим казацким и селянским восстанием приближалась к своему кровавому времени в виде катастрофического для Польши восстания казаков и селян под предводительством Богдана Хмельницкого, которое впоследствии, учитывая также ведомую посполитыми войну на западном фронте, привело к включению бывших под их властью казацких и руських земель в состав государства Войска Запорожского во главе с гетьманом, вынужденно признанным в таком качестве и посполитыми властями, вступившими в навязанные восставшими казаками переговоры о переустройстве конфедерации и включении в неё полноправного Великого княжества Руського (Речь Посполитая (что на русский переводится как Республика) Трёх Народов) или предоставлении широкой автономии возглавляемой Хмельницким национальной территории. Хмельницкого во время особой коронационной процедуры в Киеве в 1649 году иерусалимский патриарх Паисий титуловал «князем Руси», а сам гетьман свысока отвечал послам короля Яна-Казимира: «Правда то є, що я – лихий і малий чоловік, але мені то Бог дав, що я є єдиновладцем і самодержцем руським |…| Тепер уже час минув. Я вже доказав, про що ніколи не мислив, докажу й далі, що задумав: виб’ю з лядської неволі народ весь руський. А що до цього за шкоду і кривду свою воював, тепер воювати буду за віру православну нашу |…|. За границю на війну не піду! Шаблі на турків і татар не підійму! Досить маю на Україні, Поділлі і Волині тепер – досить достатку і пожитку тепер в землі й князівстві моїм по Львів, по Холм і Галич. А ставши над Вислою, скажу дальшим ляхам: сидіть і мовчіть, ляхи! І дуків і князів туди зажену, а як будуть і за Віслою брикати, знайду я їх там певно». Ещё 28 ноября 1648 года Хмельницкий указывал османскому султану из Старого Села: «А нам Господь Бог в нагороду за наші кривди дозволив взяти під владу більшу половину польського королівства, Україну, Білу Русь, Волинь, Поділля із усією руссю, аж по Віслу».
Несправедливая политика Речи Посполитой на подконтрольных ей руських территориях привела к огромным жертвам среди в то время населявших их руського, польского и еврейского народов. Поляки и казаки сошлись в самом крупном своём вооружённом противостоянии. Евреи, формально не перешедшие в православие (огромное унижение для считавших себя истинно верующими), по официальным условиям польско-казацких договорённостей были обязаны принудительно покинуть огромные контролируемые Хмельницким территории – трагедия, иногда занимающая в памяти еврейского народа в польско-украинском контексте место сразу за черносотенскими и другими антисемитскими погромами, совершёнными отдельными представителями или целыми отрядами всех без исключения враждующих сторон, сопровождавшими распад Российской империи, а также гитлеровским «окончательным решением еврейского вопроса».
Впоследствии вынужденный союз Войска Запорожского с Московским царством после заключения последним сепаратного мира с Речью Посполитой за счёт обозначенных Хмельницким территорий привёл к легализации контроля Польши над значительным количеством руських земель. Задуманный Хмельницким вынужденный временный военный союз с формальным «под руку» обернулся несколькосотлетним «воссоединением», сопровождавшимся постоянно сокращающимися свободами казацкого государственного образования под протекторатом Московского царства, сокращением автономии, а затем и ликвидацией всех былых признаков казацкой государственности, ассимиляцией казацкой нации, лишением её былых гражданских прав, заселением казацких земель на льготных условиях представителями других наций (сербы, волохи (современные румыны и молдаване), дойчцы (дойчцы, Дойчланд, историческое и единственное современное самоназвание народа и государства, которые мир во времена интернета из-за давней римской ошибки уверенно продолжает называть германцами и Германией, а славянские народы унизительно немцами («немые» – не знающие славянских языков, сравните, на украинском Дойчланд – «Німеччина», а у Шевченко дойчцы – «німота»), народами самого самодержца и пр.), закреплением еврейской черты оседлости вдали от крупных центров жизни империи. Времена самостоятельного участия в межгосударственных отношениях, в том числе дружеской переписки Богдана Хмельницкого и Оливера Кромвеля, остались в прошлом.
Одно из таких казацких восстаний, предвещающих начало Хмельниччины, – восстание 1638 года под предводительством гетьмана нереестрового казачества Якова Остряницы и стало апогеем повести Н. В. Гоголя «Тарас Бульба».
Забавно, но повесть, прославляющая запорожских казаков, была написана и издана (1835 год), а также невообразимо полюбилась империи уже после того, как имя их было официально предано забвению: «Мы захотели поэтому объявить всем верноподданным нашей империи, что Запорожская Сечь окончательно разрушена, с искоренением на будущее и самого названия запорожских казаков», – из Манифеста Екатерины II о ликвидации Запорожской Сечи, 1775 год.
Многие присягнувшие наново бывшие запорожские казаки отправились на новые пылающие границы и названы были сперва черноморскими, а впоследствии с новой войной и новым переселением уже кубанскими, в то время, как в подконтрольном Российской империи бывшем Войске Запорожском уже в 1783 году было введено полноценное крепостное право – всего за 26 лет до рождения Николая Васильевича Гоголя.
На момент написания «Тараса Бульбы» бывшее Войско Запорожское всего половину столетия пребывало в состоянии крепостного рабства, а бывшее казачество ограничено продолжало пользоваться большими гражданскими правами нежели собственный народ самодержца при условии положительного завершения сложного процесса их подтверждения вплоть до конца первой трети XVIII века. Невероятно яркими, ещё абсолютно живыми были воспоминания о славной казацкой вольнице не где-то на Кубани и Кавказе, а среди родных степей. Гоголь был знаком с целой кучей людей, кому ещё довелось пожить среди свободных людей, а затем стать рабом, перефразируя самого писателя, принять эти «сильные лекарства», которые должны были порабощённый народ «возвысить».
К слову, учитывая в том числе вышеуказанные переселения, перепись населения 1897 года в Российской империи в разрезе родного наречия русского языка (без учёта городского населения – разумеется, в активно колонизируемых городах распространение великорусского наречия более существенно) выявила следующие результаты.
Кубань (Кубанская обл.):
Великорусский – 816 734;
Малорусский – 908 818.
Крым (Таврическая):
Великорусский – 404 463;
Малорусский – 611 121.
Кавказ:
Великорусский – 1 829 793;
Малорусский – 1 305 463.
Войска Донского обл. (на тот момент Дон, Поволжье, существенная часть Донетчины и Луганщины):
Великорусский – 1 712 898;
Малорусский – 719 655.
Ставропольская:
Великорусский – 482 495;
Малорусский – 319 817.
Ссылка на интерактивную таблицу, в которой приведены данные и по другим регионам:
http://demoscope.ru/weekly/ssp/rus_lan_97.php?reg=100
В будущем результаты настоящей переписи вдохновили деятелей Украинской Народной Республики, учреждённой 07.11.1917 III Универсалом Украинской Центральной Рады, и Украинской Державы на теоретические размышления об амбициозной возможности включения в состав украинского государства территорий вплоть до Каспийского моря. Гетьманатом с представителями Самостийной Кубанской Народной Республики всерьёз обсуждался вопрос включения Кубани в состав Украинской Державы на правах автономии или субъекта федерации, оказывалась помощь провозглашённому на Кубани государству вплоть до его падения. Автономная Украинская Народная Республика была признана Временным правительством Керенского на меньших территориях, однако после провозглашения её независимости указанные территории были заявлены УНР на Парижской мирной конференции в 1919 г. в качестве обозначения границ нового украинского государства. Независимость УНР была признана Брестским миром, подписанным Троцким по поручению Ленина (подпись впоследствии была отозвана). Украинский язык в государственных школах Кубани преподавался вплоть до 30-ых годов XX века.
Кубанским казачим хором до сих пор исполняются старинные и современные песни на украинском, такие как «Кубань-річка».
Кубань-річка
Кубань річка, ой невеличка,
Як із гір збігає.
Там горами, там лісами
Вона протікає.
Тече Кубань, та й по берегам
Прямо в Чорне море.
По Кубані пісок, плавні,
А там видно гори.
Гори, ліса, ой Божа краса
Для рідного краю.
Хто там бував, це оглядав,
Той все теє знає.
Видео выступления по ссылке:
https://www.youtube.com/watch?v=eIacHlh4Fww
Несмотря на то, что войска Украинской Народной Республики, удерживавшей позиции при существенной поддержке немецких войск на некоторое время смогли взять под контроль лишь территории по Кальмиус (наступление остановило известие о том, что Лига наций вознамерилась признать независимость Войска Донского, а УНР неожиданно для украинских войск, находившихся на переднем крае, «преобразовалась» в Украинскую Державу вследствие «циркового» переворота при участии всё тех же немецких войск для того, чтобы позже снова «преобразоваться» в УНР), указанная перепись стала также основанием для предложений о включении значительных территорий бывшего Войска Донского, включая весь Таганрогский округ, в состав Донецкой губернии Украинской Социалистической Советской Республики, формально учреждённой 10.03.1919 на III Всеукраинском съезде советов в Харькове в качестве независимого украинского национального государства, что нередко рассматривается как акт-прикрытие фактической оккупации и аннексии УНР.
Последний тезис обуславливается тем, что передача части государственных полномочий на формально конфедеративный уровень впоследствии была оформлена «Договором об образовании СССР от 30.12.1922», в настоящее время признающимся рядом государств бывшего СССР по формальным причинам таким, который не был заключён, т.е. являющимся фальсификацией. Представителями формально независимых советских государств был одобрен проект договора в первом чтении, второго чтения так и не состоялось, т.к. Сталин надеялся во втором чтении изменить согласованный Лениным с оглядкой на условия фактической капитуляции бывших представителей УНР суверенный статус советских государств на автономный, что он фактически осуществил уже при своём правлении, формально не отменяя государственный статус государств-основателей. Легализация создания конфедерации обуславливалась советскими юристами позднейшим принятием её конституции, в которой оставалось формальное право выхода государств-основателей из созданного СССР.
Вышеуказанная перепись легла в основу Приказа окружного комиссариата по военным делам Харьковского военного округа от 20/22.04.1920 № 234, которым были утверждены соответствующие предложения Совнаркома Украины и Укрсовтрудармии относительно границ Донецкой губернии. Постановлением Всеукраинского Центрального Исполнительного Комитета Рабоче-Крестьянского Правительства Украины № 307 «Об административно-территориальном делении Донецкой Губернии» от 07.03.1923 указанные положения также были подтверждены.
Выступая против обратной инициативы, выдвинутой в 1921 г. Донским исполнительным комитетом и Краевым экономическим советом Юго-Востока России относительно возможного изменения юрисдикции указанных территорий в российскую пользу, в своих тезисах-возражениях органы «Советской Украины» указывали на достигнутую ранее договорённость об установлении границ республик СССР по ленинскому принципу национальности, указывали на увеличение украинского населения Таганрога к 1923 г. на 24% по сравнению с переписью 1897 г.: «По данным демографической переписи Донбасса за январь-февраль 1923 г. по Таганрогу, Украинского населения было 77%, русского – 18%, прочих национальностей – 5%» («Тезисы подтверждающие, что Таганрог и его Округ не подлежат отделению от Донбасса и Украины с присоединением их к Юго-Востоку Р.С.Ф.С.Р.», 1924 год).
Однако уже согласно «Протоколу комиссии по установлению границ между Юго-Востоком Р.С.Ф.С.Р. и Донецкой Губернии У.С.С.Р.» от 08.09.1924 некоторые территории Таганрогского и Шахтинского округов, в том числе города Таганрог и Шахты, всё же были переданы Юго-Востоку РСФСР.
В привязке к этому событию широкое распространение получил слух о том, что из приводимой в советские времена автобиографии Антона Павловича Чехова (1860-1904 г.г., уроженец Таганрога) было вымарано якобы имевшееся в оригинале «Я родился в живописном украинском городе Таганроге...». Однако советская или российская вымарка документально не может быть подтверждена, поскольку рукописный оригинал биографии не сохранился. Как бы то ни было, а указанное направление мысли всё-таки не было лишено здравого смысла. Сомнительно, чтобы Чехов подобно Лесе Украинке называл себя именно украинцем, но малоросом вполне мог, хотя и предпочитал этому официальному термину более хитроедкого «хохла».
По утверждениям исследователей, в 1902 г., беседуя на Белой даче в Ялте с Горьким и Лазаревским, Чехов сам признавался: «Я настоящий малоросс, я в детстве не говорил иначе, как по-малороссийски». О том, что гимназист Чехов в достаточной мере знал украинский язык, свидетельствует и то, что он принимал участие в любительском спектакле по пьесе И. П. Котляревского «Москаль-чарівник», в котором играл роль Чупруна. Известно также, что Чехов свободно читал на украинском языке и был знаком с произведениями современных ему украинских писателей. Он высоко ценил творчество Т. Г. Шевченко. В личной библиотеке писателя был «Кобзарь», он внимательно относился к переводам стихотворений и поэм великого украинского поэта на русский язык. В 1887 г. И. Белоусов послал ему книгу переводов произведений Шевченко. В письме-ответе Чехов, выражая благодарность переводчику, высказал в то же время и некоторые советы относительно качества переводов. Писатель весьма одобрительно отзывался и о переводах своего творчества на украинский язык, в частности выполненных женой Михаила Грушевского (будущего президента (спикера) Центральной Рады Украинской Народной Республики): «Сердечно благодарю за присланные переводы моих произведений. Будьте любезны, напишите г-же М. Грушевской, что, насколько я понимаю, переводы сделаны ею очень хорошо, если бы я знал её адрес, то поспешил бы поблагодарить её самоё». Нарушая законы Российской империи, Чехов рассылал друзьям и знакомым зарубежные выпуски украинской литературы, запрещённые в России Эмским указом: «Многоуважаемый Павел Фёдорович, посылаю Вам для библиотеки немного книг и, между прочим, три номера львовского журнала «Литературно-науковий вістник». Так как малороссийские журналы, издаваемые в Австрии, насколько мне известно, не пускаются цензурою в Россию, то придётся эти три номера держать в библиотеке под запретом».
Характерна и фраза из письма Чехова накануне поездки семьи на отдых: «…мать и батька, как дети, мечтают о своей Хохландии» (15.02.1888). В письме Л. А. Сулержицкому: «Очень рад, что Вы стали думать иначе о нас, хохлах». Ф. Д. Батюшкову: «Видите, какой я хохол». А. С. Суворину: «…поездка – это непрерывный полугодовой труд, физический и умственный, а для меня это необходимо, так как я хохол». А. А. Тихонову: «Я медлитель по натуре (я хохол) и пишу туго». Также известно, что Мария Павловна Чехова в окружении украинских писателей, участников юбилейных торжеств по случаю 50-летия памяти Чехова, говаривала: «Я сама хохлушка».
В 1936 г. название государства было изменено на Украинская Советская Социалистическая Республика, а в связи со вступлением в ООН в 1945 г. в качестве государства, входящего в конфедерацию, Москвой формально была возвращена часть государственных полномочий, связанных с международными отношениями. 16.07.1990 парламентом государства принята Декларация о государственном суверенитете Украины, недочёты положений которой, а также отсутствие соответствующей политической воли мировых держав (что впоследствии подтверждалось известной речью Джорджа Буша, прозванной «котлетой по-киевски»), не позволили международному сообществу признать независимость государства, и уже 24.08.1991 был принят Акт провозглашения независимости Украины, которым провозглашено создание самостоятельного украинского государства – Украины, и постановление «О провозглашении независимости Украины», назначающее проведение референдума о подтверждении Акта на 01.12.1991, который показал положительный результат. Последующими законами было установлено правопреемство по отношению к УССР и частично СССР. К Украине перешло место, занимаемое в ООН УССР, к Российской Федерации – место СССР в том числе в Совете Безопасности ООН с правом вето.
Интересным представляется и то, что первая редакция «Тараса Бульбы», вышедшая в 1835 году, имела всего 3 упоминания прилагательного «русский» и не в самом лучшем свете, а также была короче редакции 1842 года. События происходили несколько иначе, особенно отличается финал – в первой версии повести Тараса не сжигают, а только берут в плен. Во второй версии битвы описаны подробней и эпичней, чем в первой. Кроме того, в оригинальной версии казаки менее заидеологизированы, предсмертные фразы вроде «пусть славится во веки векав святая православная русская земля» отсутствуют. При публикации второй редакции Николай Васильевич, живя в Италии на царское пособие и не желая от него отказываться в дальнейшем (с 1836 по 1848 год писатель жил за границей, путешествовал по Германии и Швейцарии, провёл зиму 1836-1837 г.г. в Париже, в конце концов осел на долгие годы в Риме), вынужден был согласиться с поступившей в сторону первой редакции критикой, открыв путь как для небольших идеологических правок, так и для более существенных изменений в уже оконченное произведение. К сожалению, неуместные и порой нелепые вставки относительно православия, царя, русской земли достаточно сильно отличаются по стилю от основного текста и часто вызывают в настоящее время не запланированный при их написании пиетет, а скорее в некоторой степени несвойственные в целом произведению недобрые смешки. По крайней мере, такие вставки явно не соответствуют стилю самого произведения.
«Что сказать тебе вообще об Италии? Мне кажется, как будто бы я заехал к старинным малороссийским помещикам. Такие же дряхлые двери у домов, со множеством бесполезных дыр, марающие платья мелом; старинные подсвечники и лампы в виде церковных; блюда все особенные; всё на старинный манер. Везде доселе виделась мне картина изменений; здесь всё остановилось на одном месте и далее не йдет» (А. С. Данилевскому, апрель 1837 г., из Рима).
«Если бы вы знали, с какою радостью я бросил Швейцарию и полетел в мою душеньку, в мою красавицу Италию! Она моя! Никто в мире её не отнимет у меня. Я родился здесь. Россия, Петербург, снега, подлецы, департамент, кафедра, театр, – всё это мне снилось. Я проснулся опять на родине и пожалел только, что поэтическая часть этого сна, – вы, да три-четыре оставивших вечную радость воспоминания в душе моей, – не перешли в действительность» (В. А. Жуковскому, 30.10.1837, из Рима).
Но и: «Сказать правду, для меня давно уже мертво всё, что окружает меня здесь, и глаза мои всего чаще смотрят только в Россию, и нет меры любви моей к ней» (С. П. Шевыреву, 28.02.1843, из Рима).
При этом редакция 1835 г., несмотря на художественно более сильный забавно-залихватский вариант казацкой демократии на Сечи, в остальном художественно всё же значительно сырее редакции 1842 г.
Кроме того, как уже упоминалось, благодаря работе с цензорами, во второй редакции наблюдается обилие упоминаний Руси, которое происходит уже почти наравне с Украиной, но при этом можно также уловить географическо-историческую связь Украины с Русью, русской землёй, что было достаточно растиражировано во времена Гоголя. А вот упоминание растущего из глубин русского царя, которого пока ещё нет, загадочно сбивает с толку и сейчас. Не ясно о каком царе была речь, ведь в Московском царстве того времени он точно был, да ещё какой! По некоторым предположениям автор мог таким образом тонко намекать на текущего правителя Российской империи, а мог и на Хмельницкого.
Однако, путаный и непоследовательный географическо-понятийный аппарат, а также наносная идеология легко снимается знакомством с указанным произведением сразу со смешанной его редакцией, да к тому же в переводе на украинский язык. Перевод на украинский Николая Садовского (Тобилевича), который при переводе пользовался первым и вторым вариантами повести, оставил внесённые Гоголем изменения в сюжет, но устранил историческо-географическую путаницу и пафосные фразы с прославлением царя, внесённые в редакцию 1842 г. Его перевод был издан в 1918 году во времена Украинской Народной Республики. Этот перевод творчески подредактировал через 80 лет Иван Малкович и выпустил в своей «А-БА-БА-ГА-ЛА-МА-ге» в 2005 году (Микола Гоголь: «Тарас Бульба». (переклад з російської на українську М. Садовського (Тарас Бульба) та Максима Рильського (Ніч проти Різдва, Вій), Ілюстрації: Владислав Єрко). Серія: «Книги, які здолали час». Київ, Україна: видавництво А-БА-БА-ГА-ЛА-МА-ГА. 2005 рік. 320 стор. ISBN 966-7047-66-0). Вместе с тем, по убеждению критиков, настоящая редакция всё же содержит несколько моментов, которые следовало бы в угоду милозвучности перевести вольнее, пусть и несколько отступив от оригинала, на что не решились переводчики и редакторы. Ну и, скажем прямо, беспардонное исправление используемой в оригинале в некоторых местах «Малороссии» на «Украину» сложно признать полностью исторически достоверным относительно времён существования официального Войска Запорожского, в будущем называемого с уточнением Низовым, в период до провозглашения Войска Запорожского Хмельницкого, поэтично также называемого Гетьманщиной или с уточнением Верховым, когда Украиной называлась лишь часть будущего украинского государства (разумеется, в гоголевские времена содержание этого термина уже значительно расширилось).
Ниже представлены сравнения различий в самом начале, скажем так, украинской и имперской, как по месту издания, так и по идеологии редакций:
Редакция 1835. Часть І: «Бульба был упрям страшно. Это был один из тех характеров, которые могли только возникнуть в грубый XV век, и притом на полукочующем Востоке Европы, во время правого и неправого понятия о землях, сделавшихся каким-то спорным, нерешённым владением, к каким принадлежала тогда Украйна... Вообще он был большой охотник до набегов и бунтов; он носом слышал, где и в каком месте вспыхивало возмущение, и уже как снег на голову являлся на коне своём. "Ну, дети! что и как? кого и за что нужно бить?" – обыкновенно говорил он и вмешивался в дело».
Редакция 1842. Часть І: «Бульба был упрям страшно. Это был один из тех характеров, которые могли возникнуть только в тяжёлый XV век на полукочующем углу Европы, когда вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями, была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников... Вечно неугомонный, он считал себя законным защитником православия. Самоуправно входил в сёла, где только жаловались на притеснения арендаторов и на прибавку новых пошлин с дыма».
Различия редакций Иван Малкович комментировал следующим образом: «Хіба можуть, просто так, з доброго дива, у тій самій повісті, з тими самими героями, на тій самій території, настільки однобоко змінюватися географічні нюанси? Зрозуміло, що був тиск, що була серйозна цензура, що хотілося якось вижити і зажити слави першого письменника у тій навіженій імперії, де за українське слово нагороджували десятьма роками каторги без права писати й малювати, а за «правильне» російське давали царську стипендію на поїздку до Європи. Бо лише там, у вільній Європі, можна було сховатися від ущипливих знущань, що ти «скрытный», хитрий і непатріотичний хохол, «себе на уме», що ти калічиш «великий русский». Бо лише там, у Європі, 1846 року, уже після виходу другої редакції «Бульби», можна було підписатися з почуттям власної гідності: Mr. Nicolas de Gogol, Ukrainien».
Действительно, в 1846 году, когда он находился в Карлсбаде (Карловы Вары), писатель записал в гостевой книге: «Nicolas de Gogol, Ukrainien, etabli a Moscou» (Николай Гоголь, украинец, проживающий в Москве).
Бросается в глаза и то, что время действия произведения также предусмотрительно автором значительно отодвинуто в прошлое аж «в тяжёлый XV век».
К слову, в произведении современная литературная норма «УкраИна» часто встречается как устаревшее компромиссное «УкрАйна», что характерно исторически первоначальному произношению этого слова «УкрАйина» («Україна» в современном украинском языке). Со временем, как и в других характерных украинскому языку словах, ударение литературной нормы было перемещено с середины на конец слова. Стоит также заметить, что в исторических текстах современная «Й» по утверждению некоторых лингвистов во многих случаях не отвечает современному её звучанию в украинском и русском языках (поверьте, те, кто не в теме, будут в шоке от примеров того, как на письме в украинском и русском использовались буквы «І», «Ї», «Й» и похожие не них с чёрточками, точечками и др. знаками, письмо очень сильно менялось со временем, особенно украинское).
В редакции как 1835, так и 1842 года присутствуют и другие интересные моменты:
«Бульба был упрям страшно. Это был один из тех характеров, которые могли только возникнуть в грубый ХV век, и притом на полукочующем Востоке Европы, во время правого и неправого понятия о землях, сделавшихся каким-то спорным, нерешённым владением, к каким принадлежала тогда Украйна. Вечная необходимость пограничной защиты против ТРЁХ РАЗНОХАРАКТЕРНЫХ НАЦИЙ – всё это придавало какой-то вольный, широкий размер подвигам сынов её и воспитало упрямство духа.
|…|
Он думал о том, как повезёт их на Запорожье – эту военную школу тогдашней Украйны, представит своим сотоварищам и поглядит, как при его глазах они будут подвизаться в ратной науке…
|…|
Тарас осторожно проехал с сыновьями между них, сказавши: "Здравствуйте, панове!" – "Здравствуйте и вы!" – отвечали запорожцы. На пространстве пяти вёрст были разбросаны толпы народа. Они все собирались в небольшие кучи. Так вот Сеча! Вот то гнездо, откуда вылетают все те гордые и крепкие, как львы! Вот откуда разливается воля и козачество на всю Украйну!
|…|
Здесь было много офицеров из польских войск; впрочем, из какой нации здесь не было народа? Эта странная РЕСПУБЛИКА была именно потребность того века. Охотники до военной жизни, до золотых кубков, богатых парчой, дукатов и реалов во всякое время могли найти здесь себе работу. Одни только обожатели женщин не могли найти здесь ничего, потому что даже в предместье Сечи не смела показаться ни одна женщина.
|…|
Таким образом, все были уверены, что они совершенно по справедливости предпринимают своё предприятие. Такое понятие о праве весьма было извинительно народу, занимавшему опасные границы среди БУЙНЫХ СОСЕДЕЙ. И странно, если бы они поступили иначе. Татары раз десять перерывали своё шаткое перемирие и служили обольстительным примером.
|…|
– Нет, нет, господа! это не то, что вы думаете: это больше ничего, как самая дьявольская засада. О, ЭТОТ НАРОД, ЗАПОРОГИ, – сказал он, положивши палец на свой ястребиный нос, причём голос его, дотоле хриплый, пискнул дискантом, – ЭТОТ НАРОД, ЗАПОРОГИ, хитёр, как сам чёрт или как капитан-дьявол!
|…|
– Прошу пана оказать услугу! – произнес жид (Разумеется, в современном мире ясно, что это оскорбительное название евреев. – Прим.) – Вот князь приехал из чужого края, хочет посмотреть на козаков. Он ещё сроду не видел, что это за НАРОД КОЗАКИ.
|…|
Появление иностранных графов и баронов было в Польше довольно обыкновенно: они часто были завлекаемы единственно любопытством посмотреть этот почти полуазиатский угол Европы. МОСКОВИЮ и УКРАЙНУ они почитали уже находящимися в Азии.
|…|
Я не стану смущать читателей картиной адских мук, от которых дыбом поднялись бы их волоса. Они были порождение тогдашнего грубого, свирепого века, когда человек вёл ещё кровавую жизнь одних воинских подвигов и закалился в ней душою до такой степени, что сделался глух для человеколюбия. Должно, однако ж, сказать, что король всегда почти являлся первым противником этих ужасных мер. Он очень хорошо видел, что подобная жестокость наказаний может только разжечь мщение КОЗАЧЬЕЙ НАЦИИ. Но король не мог сделать ничего против дерзкой воли государственных магнатов, которые непостижимою недальновидностью, детским самолюбием, гордостью и неосновательностью превратили сейм в сатиру на правление.
|…|
Тридцать тысяч козацкого войска показалось на границах Украйны. Это уже не был какой-нибудь отряд, выступавший для добычи или своей отдельной цели: это было дело общее. Это целая НАЦИЯ, которой терпение уже переполнилось, поднялась мстить за оскорблённые права свои, за униженную религию свою и обычай, за вероломные убийства гетманов своих и полковников, за насилие жидовских арендаторов и за всё, в чём считал себя оскорблённым угнетённый народ. Верховным начальником войска был гетман Остраница, ещё молодой, кипевший желанием скорее сбросить утеснительный деспотизм, наложенный самоуправием государственных магнатов, и очистить Украйну от жидовства, унии и постороннего сброда».
Вообще Н. В. Гоголь интересен не только как писатель на исторические темы, но и как человек, безуспешно пытавшийся закрепиться в качестве преподавателя истории в университетах Киева и Петербурга. В Киеве ему просто отказали, а недолгая карьера профессора по истории Средних веков в Петербурге закончилась официальным (и вряд ли искренним) признанием им своей профессиональной несостоятельности и освобождением должности уже в 1835 году (год издания «Тараса Бульбы»), хотя всего за 2 года до этого писатель был полон энергии и готов к серьёзной исторической работе, в том числе по истории Украины: «Я восхищаюсь заранее, когда воображу, как закипят труды мои в Киеве... Там кончу я историю Украйны и юга России и напишу всеобщую историю, которой, в настоящем виде её, до сих пор, к сожалению, не только на Руси, но даже и в Европе нет».
Неудачи и размышления о том, какие шансы быть реализованными имели его устремления на исторической ниве в условиях Российской империи, привели к тому, что Николай Васильевич забросил идею серьёзной исторической работы. Такой труд свободолюбивого Гоголя вряд ли поддался бы простым правкам редакторов-цензоров. Ощутив момент слабости, историк в нём сдался, как впоследствии периодически сдавался в нём и писатель, уничтожавший в такие моменты слабости в огне кажущиеся заведомо неудачными либо способными навлечь беду произведения, подобные второму тому «Мёртвых душ». Вместе с тем исследователям всё же известно множество материалов, подготовленных Гоголем на историческую тематику, особенно ближе к концу жизни.
Например, следующим образом он оценивал преступность гетьмана Ивана Мазепы, заключавшуюся, по его словам, в желании спасения «народа, так отличного от русских, дышавшего вольностью и лихим козачеством» перед угрозой «утраты национальности»: «Такая власть, такая гигантская сила и могущество навели уныние на самобытное государство, бывшее только под покровительством России. Народ, собственно принадлежавший Петру издавна, униженный рабством и деспотизмом, покорялся, хотя с ропотом. Он имел не только необходимость, но даже и нужду, как после увидим, покориться. Их необыкновенный повелитель стремился к тому, чтобы возвысить его, хотя лекарства его были слишком сильные. Но чего можно было ожидать народу, так отличному от русских, дышавшему вольностью и лихим козачеством, хотевшему пожить своею жизнью? Ему угрожала утрата национальности, большее или меньшее уравнение прав с собственным народом русского самодержца. А не сделавши этого, Пётр никак не действовал бы на них. Всё это занимало преступного гетьмана. Отложиться? Провозгласить свою независимость? Противопоставить грозной силе деспотизма силу единодушия, возложить мужественный отпор на самих себя? Но гетьман был уже престарелый и отвергнул мысли, которые бы дерзко схватила выполнить буйная молодость. Самодержец был слишком могуч. Да и неизвестно, вооружилась ли бы против него вся нация и притом нация свободная, которая не всегда была в спокойствии, тогда как самодержец всегда мог действовать, не давая никому отчёта. Он видел, что без посторонних сил, без помощи которого-нибудь из европейских государей невозможно выполнить этого намерения. Но к кому обратиться с этим? Крымский хан был слишком слаб и уже презираем запорожцами. Да и вспомоществование его могло быть только временное. Деньги могли его подкупить на всякую сторону. Тогда как здесь именно нужна была дружба такого государства, которое всегда бы могло стать посредником и заступником. Кому бы можно это сделать, как не Польше, соседке, единоплеменнице? Но царство Баториево было на краю пропасти и эту пропасть изрыло само себе. Безрассудные магнаты позабыли, что они члены одного государства, сильного только единодушием, и были избалованные деспоты в отношении к народу и непокорные демократы к государю. И потому Польша действовать решительно не могла. Оставалось государство, всегда бывшее в великом уважении у козаков, которое хотя и не было погранично с Малороссией, но, находясь на глубоком севере, оканчивающееся там, где начинается Россия, могло быть очень полезно малороссиянам, тревожа беспрестанно границы и держа, так сказать, в руках Московию. Притом шведские войска, удивившие подвигами своими всю Европу, ворвавшись в Россию, могли бы привести царя в нерешимость, действовать ли на юге против козаков или на севере против шведов.
В таких размышлениях застало Мазепу известие, что царь прервал мир и идет войною на шведов» (Н. В. Гоголь. Полное собрание сочинений в четырнадцати томах: Изд-во АН СССР, 1937-1952. Т. 9., с. 83-84).
Несомненно, Гоголь – один из великих российских и украинских писателей, но как же часто происходят попытки его безраздельно присвоить или, наоборот, безвозвратно отдать, отмежеваться от него, как от какого-то подлого прокажённого, ставшего таким, подумать только, по собственной воле! Причём такие попытки свойственны обеим сторонам.
Гоголь, будучи допущенным к широкой печати, благодаря согласию на огромное количество обильных идеологических правок, вносимых в его произведения по воле цензоров, и даже смело сжигающий черновики целых произведений, опасаясь политических преследований, а также просто казалось бы отрёкшийся от использования в творчестве родного языка (за исключением некоторых использовавшихся по началу хитростей, которые и побудили к уточнению имперских запрещающих норм относительно недопустимости использования в печати не только «малороссийского» языка, но и в общем «малороссийских» слов), до сих пор неоднозначно воспринимается значительной частью украинцев.
Например, широко распространено мнение, что якобы Николай Васильевич, настоящая фамилия которого Яновский, взял себе псевдоним Гоголь, как бы с самоиронией немного завуалированно называя себя таким образом «хохол», – на самом же деле это часть его фамилии, записанной при рождении Гоголь-Яновский.
Кроме того, история, кажется, откровенного приспособленца входит в особенный диссонанс с по большей части его мятежным современником, можно даже сказать, отцом нации Тарасом Григорьевичем Шевченко, портрет которого долгое время являлся и является по сей день своего рода иконой украинства. Что уж говорить, Гоголь достаточно обиден для многих украинцев. Однако и в произведениях Шевченко, по сути являющихся одним из стержней идеи украинской нации слово «украинец» вовсе отсутствует, хотя и присутствуют казаки, национальной идеей которых является реализация права на национальное самоопределение. Также публике широко известен российский цикл произведений Шевченко на русском языке и другие попытки встроиться в российскую систему, не всегда имевшие особую удачу.
Подливают масла и известные утверждения позднего Николая Васильевича, о том, что он любит Шевченко как «земляка и одарённого художника», однако негативно оценивает его поэтические произведения из-за украинского языка, на котором писал Шевченко (при этом из-под пера отца самого Николая Васильевича выходили произведения исключительно на украинском языке, сам писатель также прекрасно его знал), а также потому что в них было «дёгтя много, больше, чем самой поэзии» («И даже добавлю: дёгтя больше, чем, собственно, поэзии. Нам-то с вами как малороссам это, пожалуй, и приятно, но не у всех носы, как наши»). А ведь именно успех «Тараса Бульбы» Гоголя и других миргородских произведений дал огромное вдохновение и толчок творчеству самого Шевченко. Шевченко, которого мы знаем, во многом воспитан именно миргородским циклом: «Я завжди читав Гоголя з насолодою… Перед Гоголем слід схилятись з обожнюванням, як перед людиною, обдарованою найглибшим розумом і найніжнішою любов’ю до людей… Я ніколи не перестану жаліти, що мені не вдалося особисто познайомитися з Гоголем» (Из письма к В. Репниной).
Сожаление Гоголя о дёгте в творчестве Шевченко понимал и сам Тарас Григорьевич, натыкаясь на официальную тщетность своей работы и видя успех своего заочного друга, но опять-таки далеко не со всеми его произведениями. Несмотря на собственное сравнительное восприятие писателями друг друга в качестве весёлого, жизнеутверждающего и угрюмого, разрушительного амплуа (как подмечали, даже Днепр у одного чуден при тихой погоде, а у другого «реве та стогне») по свидетельствам Гоголь всё же достаточно болезненно и сочувственно отреагировал на поэтическое обращение к нему самого Шевченко с подчёркиванием этих ролей и утверждением о необходимости их существования («Нехай, брате. А ми будем сміяться та плакать»), содержащее и отсылку на убийство в тарасобульбовском стиле.
За думою дума роєм вилітає,
Одна давить серце, друга роздирає,
А третяя тихо, тихесенько плаче
У самому серці, може, й Бог не побачить.
Кому ж її покажу я,
І хто тую мову
Привітає, угадає
Великеє слово?
Всі оглухли – похилились
В кайданах… байдуже…
Ти смієшся, а я плачу,
Великий мій друже.
А що вродить з того плачу?
Богилова, брате…
Не заревуть в Україні
Вольнії гармати.
Не заріже батько сина,
Своєї дитини,
За честь, славу, за братерство,
За волю Вкраїни.
Не заріже – викохає
Та й продасть в різницю
Москалеві. Це б то, бачиш,
Лепта удовиці
Престолові-отечеству
Та німоті плата.
Нехай, брате. А ми будем
Сміяться та плакать.
Тарас Шевченко, «Гоголю», 1844 г.
В переданном со слов Г. П. Данилевского споре писателя с О. М. Бодянским о русском языке и творчестве Тараса Шевченко Николай Васильевич якобы так объяснял свой выбор в пользу русского языка, правда тут же переводя разговор в русло размышлений о необходимости баланса между русским и украинским началом в Российской империи «Нам, Осип Максимович, надо писать по-русски, надо стремиться к поддержке и упрочению одного, владычного языка для всех родных нам племён. Доминантой для русских, чехов, украинцев и сербов должна быть единая святыня – язык Пушкина, какою является Евангелие для всех христиан, католиков, лютеран и гернгутеров… Русский и малоросс – это души близнецов, пополняющие одна другую, родные и одинаково сильные. Отдавать предпочтение одной в ущерб другой, невозможно».
В 1844 году он так отвечал на вопрос Александры Осиповны Смирновой: «Скажу вам одно слово насчет того, какая у меня душа, хохлацкая или русская, потому что это, как я вижу из письма вашего, служило одно время предметом ваших рассуждений и споров с другими. На это вам скажу, что сам не знаю, какая у меня душа, хохлацкая или русская. Знаю только то, что никак бы не дал преимущества ни малороссиянину перед русским, ни русскому пред малороссиянином. Обе природы слишком щедро одарены Богом, и как нарочно каждая из них порознь заключает в себе то, чего нет в другой, – явный знак, что они должны пополнить одна другую. Для этого самые истории их прошедшего быта даны им непохожие одна на другую, дабы порознь воспитались различные силы их характера, чтобы потом, слившись воедино, составить собою нечто совершеннейшее в человечестве».
Однако в письме от 20.04.1834, в котором писатель анализирует функционирование некоторых слов, употреблённых своим другом историком Максимовичем в русском и украинском языках, он называет второй из них «нашим языком», то есть фактически идентифицирует украинский язык как родной для себя и Максимовича.
По утверждению современников, ими неоднократно подмечалось, что частенько при встрече с гостями из Украины Николай Васильевич удалялся с ними от общей компании на какую-нибудь прогулку, где они долго и негромко, почти что скрытно, разговаривали на своём непонятном окружающим языке.
«Туда, туда! В Киев! В древний, в чудесный Киев! Он наш, он не их, не правда?» – писал он в своих письмах земляку и историку Михаилу Максимовичу.
Народ в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» противопоставлен, а точнее, имеет отличия от народа российского, ругает «то» и боготворит «это». «То-то и есть, что если где замешалась чертовщина, то ожидай столько проку, сколько от голодного москаля» («Сорочинская ярмарка»). «Плюйте ж на голову тому, кто это напечатал! бреше, *** москаль. Так ли я говорил? Що то вже, як у кого чертма клепки в голови!» («Вечер накануне Ивана Купала»). И в этой же повести – «уж не чета какому-нибудь нынешнему балагуру, который как начнёт москаля везть» – и сам Гоголь объясняет, что выражение «москаля везть» у украинцев обозначает просто «лгать».
Кроме того, Н. В. Гоголь – человек, горячо любящий родину, не только продолжающий называть её за героическое казацкое прошлое гетьманщиной, удивительно читать эти строки, но всё же называющий Россию, может и не в широком круге, изредка, в противовес гетьманщине – кацапией (от тюркского прозвища москвинов «мясник»): «Жаль мне очень, что вы хвораете. Бросьте в самом деле кацапию, да поезжайте в гетьманщину. Я сам думаю то же сделать и на следующий год махнуть отсюда. Дурни мы, право, как рассудишь хорошенько. Для чего и кому мы жертвуем всем. Едем! Сколько мы там насобираем всякой всячины! Всё выкопаем. Если вы будете в Киеве, то отыщите экс-профессора Белоусова. Этот человек будет вам очень полезен во многом, и я желаю, чтоб вы с ним сошлись. Итак, вы поймаете еще в Малороссии осень. Благоухающую, славную осень, с своим свежим, неподдельным букетом. Счастливы вы. А я живу здесь середи лета и не чувствую лета. Душно, а нет его» (Из письма М. А. Максимовичу 02 июля 1833 года).
Богаты произведения Гоголя и другими острыми моментами. Чего стоит только приведённый в «Ночи перед Рождеством» (1832 г.) акт отчаяния запорожцев – падение в ноги императрице Екатерине II и её фавориту Потёмкину ранее закалённых в боях вольных рыцарей, теперь без пяти минут ряженых холопов, блеющих о чём-то невнятном в попытке спасти своё былое самоуправление, казацкие вольности, положение, реально и достаточно болезненно ущемлённое растущим количеством пришлых гарнизонов. Как же ярко прерывает неклеющееся с самодержицей общение простодушный кузнец, принятый из-за одежды за такого же запорожца, и как показательна одобрительная реакция на его просьбу о черевичках самой императрицы, как бы иллюстрирующая должный уровень просьб, которые могут быть к ней на самом деле теперь обращены казаками. Просьб, вовсе не связанных с теми вопросами государственной важности, которые взяли на себя смелость поднимать запорожцы.
«Запорожцы вдруг все пали на землю и закричали в один голос: «Помилуй, Мамо! помилуй!» Кузнец, не видя ничего, растянулся и сам со всем усердием на полу.
– Встаньте! – прозвучал над ними повелительный и вместе приятный голос. Некоторые из придворных засуетились и толкали запорожцев.
– Не встанем, Мамо! не встанем! умрём, а не встанем! – кричали запорожцы.
Потёмкин кусал себе губы; наконец подошёл сам и повелительно шепнул одному из запорожцев. Запорожцы поднялись |…|.
– Светлейший обещал меня познакомить сегодня с моим народом, которого я до сих пор ещё не видала, – говорила дама с голубыми глазами, рассматривая с любопытством запорожцев. – Хорошо ли вас здесь содержат? – продолжала она, подходя ближе |…|.
Один из запорожцев, приосанясь, выступил вперёд: «Помилуй, Мамо! чем Тебя твой верной народ прогневил? Разве держали мы руку поганого татарина; разве соглашались в чём-либо с турчином; разве изменили Тебе делом или помышлением? За что ж немилость? Прежде слыхали мы, что приказываешь везде строить крепости от нас; после слышали, что хочешь поворотить в карабинеры; теперь слышим новые напасти. Чем виновато запорожское войско? тем ли, что перевело Твою армию чрез Перекоп и помогло Твоим енералам порубать крымцев?..»
Потёмкин молчал и небрежно чистил небольшою щёточкою свои бриллианты, которыми были унизаны его руки.
– Чего же хотите вы? – заботливо спросила Екатерина.
Запорожцы значительно взглянули друг на друга.
«Теперь пора! царица спрашивает, чего хотите!» – сказал сам себе кузнец и вдруг повалился на землю:
– Ваше Царское Величество, не прикажите казнить, прикажите миловать! Из чего, не во гнев будь сказано Вашей Царской милости, сделаны черевички, что на ногах Ваших? Я думаю, ни один швець, ни в одном государстве на свете не сумеет так сделать. Боже ты мой, что, если бы моя жинка надела такие черевики!
Государыня засмеялась. Придворные засмеялись тоже. Потёмкин и хмурился, и улыбался вместе. Запорожцы начали толкать под руку кузнеца, думая, не с ума ли он сошёл.
– Встань! – сказала ласково государыня, – если так тебе хочется иметь такие башмаки, то это не трудно сделать. Принесите ему сей же час башмаки самые дорогие, с золотом! Право, мне очень нравится это простодушие!» (Николай Гоголь, «Ночь перед Рождеством», 1832 г.).
Пишет на русском (да, «портит» его своими селянскими словечками, но всё же на русском), если об эпичных околоисторических событиях, то о таких, которые не совсем связаны с историей становления Российской империи, а скорее со становлением другого государственного образования; российский цикл скорее связан с критикой российского имперского быта; ругает использование в литературе украинского языка, при любой возможности с удовольствием отлучается тихонечко поболтать с земляками не на русском; сказать, что он сам русский и никакой другой не хочет.
Вот такой себе скрытный витиевато отвечающий на любые вопросы об ощущении своей национальности прославленный на весь мир именно в качестве российского писателя, то ли Гоголь, то ли хохол, благодаря использованному им относительно русскому языку и возможности достаточно свободной масштабной публикации вроде бы и выверено заидеологизированной редакции «Тараса Бульбы», а также других произведений украинского цикла так или иначе дал огромный заряд для сохранения и утверждения украинской идеи на территории пытающейся различными способами уменьшить её влияние Российской империи.
Интересно, какой бы тираж имели произведения писателя при его жизни, пиши он на украинском, как его отец, или продолжая использовать украинские слова после уточнения законодательство относительно их запрета, да ещё и расхваливая Шевченко, на творчество которого сам несомненно оказал огромное влияние? Как скоро бы он поехал на Кавказ без права прикасаться к чернилам? Даже в условиях запретов украинского языка «Тарас Бульба» не подпадал под запрещёнку и не был подвергнут третьей редакции, направленной на исключение украинских слов. Для многих украинцев произведения Гоголя стали одними из немногих украинских по сути произведений, доступных для ознакомления. Читая «Бульбу», даже русским людям совершенно невозможно не пожелать осознать себя хоть даже совсем на маленькую капельку, но всё же причастным к тем славным, дышавшим вольностью казакам, так горячо сражавшимся за свою Украину. Невозможно в мыслях не присоединиться к ним. А ведь были и донские казаки, и огромное количество других казацких вольниц!
«В 1916 году, – писал, вспоминая былое, уже находясь в эмиграции в Париже в автобиографии бывший предводитель Революционной повстанческой армии Украины Нестор Махно, – мы, украинцы, начали мечтать о возвращении в нашу страну в ближайшем будущем. Одному из наших товарищей прислали роман Винниченко «Я хочу!», который по вечерам мы начали читать вслух с огромным вниманием. Мы обсуждали собственно украинские проблемы. Хотя я в общем держался в стороне, но не колеблясь, часто вмешивался и соглашался со своими земляками. Я не могу объяснить, откуда идут у меня симпатии к Украине; конечно, я много читал о её истории, в частности книги Ключевского и Кареева (Известные российские историки того времени. – Прим.). Мать часто мне рассказывала о жизни запорожских казаков, об их былых свободных общинах. Я читал когда-то повесть Гоголя «Тарас Бульба» и восторгался обычаями и традициями людей того времени, но никогда не предполагал, что настанет день, когда я почувствую себя их потомком, и они станут для меня источником вдохновения для возрождения этой свободной страны».
Вот и, например, вполне удачно русифицированный коммунист, правда немногим позже и осознавший, что всё же не такой коммунист, о каких вы подумали (в 1930 году после очередной волны нападок со стороны советов застрелился, а может и не сам), – Владимир Владимирович Маяковский тоже, кажется, не смог удержаться.
Знаете ли вы
украинскую ночь?
Нет,
вы не знаете украинской ночи!
Здесь
небо
от дыма
становится чёрно,
и герб
звездой пятиконечной вточен.
Где горилкой,
удалью
и кровью
Запорожская
бурлила Сечь,
проводов уздой
смирив Днепровье,
Днепр
заставят
на турбины течь.
И Днипро
по проволокам-усам
электричеством
течёт по корпусам.
Небось, рафинада
и Гоголю надо!
Мы знаем,
курит ли,
пьёт ли Чаплин;
мы знаем
Италии безрукие руины;
мы знаем,
как Дугласа
галстух краплен...
А что мы знаем
о лице Украины?
Знаний груз
у русского
тощ –
тем, кто рядом,
почёта мало.
Знают вот
украинский борщ,
знают вот
украинское сало.
И с культуры
поснимали пенку:
кроме
двух
прославленных Тарасов –
Бульбы
и известного Шевченка, –
ничего не выжмешь,
сколько ни старайся.
А если прижмут –
зардеется розой
и выдвинет
аргумент новый:
возьмёт и расскажет
пару курьёзов –
анекдотов
украинской мовы.
Говорю себе:
товарищ москаль,
на Украину
шуток не скаль.
Разучите
эту мову
на знамёнах –
лексиконах алых,
эта мова
величава и проста:
«Чуешь, сурмы заграли,
час расплаты настав...»
Разве может быть
затрёпанней
да тише
слова
поистасканного
«Слышишь»?!
Я
немало слов придумал вам,
взвешивая их,
одно хочу лишь, –
чтобы стали
всех
моих
стихов слова
полновесными,
как слово «чуешь».
Трудно
людей
в одно истолочь,
собой
кичись не очень.
Знаем ли мы украинскую ночь?
Нет,
мы не знаем украинской ночи.
Владимир Маяковский, «Долг Украине», 1926 г.
Из-за горизонтов,
лесами сломанных,
толпа надвигается
мазанок.
Цветисты бочка
из-под крыш соломенных,
окрашенные разно.
Стихов навезите целый мешок,
с таланта
можете лопаться –
в ответ
снисходительно цедят смешок
уста
украинца хлопца.
У каждого третьего –
свой язык
и собственная нация.
Однажды,
забросив в гостиницу хлам,
забыл,
где я ночую.
Я
адрес
по-русски
спросил у хохла,
хохол отвечал:
– Нэ чую.
Три
разных истока
во мне
речевых.
Я
не из кацапов-разинь.
Я –
дедом казак,
другим –
сечевик,
а по рожденью
грузин.
Владимир Маяковский, «Нашему юношеству», 1927 г.
«You fight well, Cossack. How are you known?» – вопрошает всё ещё не снявший с головы после битвы свой шлем польский воевода. «I`m Gods behind my back…» – начинает хитрить смуглый дикарь… «Your name!» – уже раздражённо вопрошает поляк. «Taras Bulba – coloner of the Umanski Cossack!» – дерзко отвечает ему монгол в широких штанах.
На самом деле Юл Бреннер – один из ведущих актёров Голливуда того времени всё же немного бурят (серьёзно), но даже несмотря на «любимую» всеми запорожцами «Калинку-малинку», цыган и медведей, цветной голливудский «Taras Bulba» (1962 г.) для своего времени, да ещё и с учётом неожиданной переделки сюжета вполне хорош (с недавнего времени можно найти и отреставрированный вариант в HD).
Ссылка на трейлер:
https://www.youtube.com/watch?v=CGIJM4aO0hw
Подытоживая, можно сказать, что сквозь призму истории Гоголь представляется как писателем поистине российским, возвысившим российскую литературу ещё при своей жизни на действительно мировом уровне, писавшим на русском языке о России, пытавшимся подтолкнуть к осовремениванию её государственные институты, выгодно для империи сбалансировать украинское и москвинское её начало, так и украинским, до последнего писавшим на почти украинском языке (с учётом требований российской печати) об Украине, к тому же самое известное произведение которого до сих пор и весьма удачно популяризирует героическую предысторию важнейших событий становления украинской государственности. В любом случае, как для России, так и для Украины он стал одинаково по-родственному важен и дорог, а они были дороги ему.
Схема
У-ТОМ-ле-ним СТЕ-пом у ПЕ-ред-сві-ТАН-ні
010 010 !!0 010
Же-НЕ по-ло-НЕ-но-го ВО-їн нер-ВО-во:
010 010 010 010
«Що, БРАН-цю, хви-ЛИ-ни, зда-Є-ться, о-СТАН-ні?»
!!0 010 010 010
Ко-ЗАК сво-їх БА-чить – ледь МО-вить їм СЛО-во:
010 !10 !10 !10
«Ми ВАР-ту зу-СТРІ-ли, ли-ШАВ-ся лиш КРОК –
!10 010 010 !1
За-ГИ-нув Хо-МА», – щось ще ВИ-да-вив СУ-хо,
010 01! !10 010
Жбур-НУВ-ши ту ЗДО-бич до НІГ, як мі-ШОК, –
010 !10 !1! 01
До НІГ о-та-МА-на О-ХРІ-ма Ма-КУ-хи!
!10 010 010 010
«Ти ЗРАД-ник, На-ЗА-ре! Ще ГІР-ше – ди-ТИ-на...
!10 010 !10 010
Мо-Я... Я ж бре-ШУ всім: «Мій СИН у не-ВО-лі!
0!! 01! !1! 010
Як ШАБ-лю по-ВЕР-не йо-МУ Бать-ків-ЩИ-на,
!10 010 0!0 010
За НЕ-ї пом-РЕ – не шу-КАЙ кра-ще ДО-лі!»
!10 010 011 010
А БРАТ-ство ме-НЕ за-кли-НА-є в гань-БІ:
!10 0!0 010 01
«Се-ЛЯ-ни са-МІ ви-би-ВА-ють при-БУЛЬ-ця –
010 0!! 010 010
Де МУР, у фор-ТЕ-ці на ТІЙ сто-ро-НІ
010 010 0!0 01
«Ко-ЗАК» твій із ПАН-но-ю ВГО-лос смі-Ю-ться!»
01! !10 010 010
Ше-ПО-чуть – кри-ЧАТЬ у-же: «ХТО то-бі МА-ти?!
010 010 !10 !10
Я-КИЙ ку-рін-НИЙ?! Йо-го ж СИН пе-ре-БІЖ-чик!»
010 010 !10 010
О-МЕЛЬ-ко й Хо-МА – два си-НИ, як ка-ЗА-ти,
010 01! 01! 010
Що ТРЕ-тій ти?.. КРА-ще би ТИ був не-БІЖ-чик…
!10 !10 !!0 010
Не СО-ром-но, «ЛИ-ца-рю»? ЗАЙ-ве! Ще МИТЬ!..
!10 010 010 !1
З’я-ВИВ-ся ж я-КО-ї чу-ДО-во-ї ДА-ти!
010 010 010 010
Був ГОР-діс-тю, ЗА-здри-ли ВСІ: «Та-ла-НИТЬ!»
010 010 0!0 01
А НИ-ні хо-ВА-ю-чись МА-ю стрі-ЧА-ти!..»
010 010 0! 010
«Віт-ЧИЗ-на мо-Я – ї-ї ТЕП-лі до-ЛО-ні.
010 0!0 !10 010
Віт-ЧИЗ-на мо-Я– ї-ї НІЖ-не во-ЛОС-ся.
010 0!0 !10 010
Я БІЛЬ-ше не ВАШ – у та-КО-му по-ЛО-ні!
!10 !!! 010 010
І ША-бля, по-ВІР-те, звіль-НИ-ти не в ЗМО-зі!
!10 010 010 !10
Не БАТЬ-ко ви МІЙ, і бра-ТИ – не бра-ТИ,
!10 !!! !1! 01
Лю-БОВ є од-НА – що ж, кін-ЧАЙ-те по-ЧА-те:
01! 01! !10 !10
Мій ДІМ – де во-НА, і я ЛА-ден пі-ТИ
!1! 0!! !10 01
За НЕ-ї на СМЕРТЬ – пря-мо в ГРУ-ди стрі-ЛЯЙ-те!»
!10 01! 010 010
Силабо-тонічна система:
перехресне римування аБаБ, де рими
«а» – 4-стопний амфібрахій 010 з чоловічими усіченими закінченнями (клаузулами) 01,
«Б» – 4-стопний амфібрахій 010 з жіночими закінченнями (клаузулами),
ID:
550108
ТИП: Поезія
СТИЛЬОВІ ЖАНРИ: Ліричний
ВИД ТВОРУ: Вірш
ТЕМАТИКА: Філософська лірика
дата надходження: 09.01.2015 17:06:13
© дата внесення змiн: 07.08.2022 09:59:20
автор: Andrew Pushcha
Вкажіть причину вашої скарги
|
