«За четыре года четырежды осквернялся памятник установленный Осипу Мандельштаму на месте гибели поэта.» (pravda.ru)
«Первый памятник поэту, изготовленный из железобетона, был изуродован вандалами, которые отбили ему нос и выкололи глаза. Второй памятник был возведен в районе Владивостока, где в конце 30-х годов находились пересыльные лагеря. Варвары облили скульптуру белой краской, и теперь монумент отправлен на реставрацию.» (РИА "Новости")
«А на вопрос Ирины Одоевцевой: "Осип Эмильевич, неужели вы правда не верите, что умрете?" - он ответил: "Не то что не верю. Просто я не уверен в том, что умру.
Я сомневаюсь в своей смерти. Не могу себе представить. Фантазии не хватает"…»
Смерть – не место для покоя:
дышит русская земля
под парами алкоголя,
трупы в чреве шевеля.
Далеко слыхать, коль пышно
на бумаге говнецо -
Петербург скребётся мышью
по чуланам мертвецов.
И поёт душа холуя
под смертельный свист косы,
как таёжный мох целуя
вожделенные усы.
То ли в небо, то ли в омут,
ни могилы, ни рожна -
только строчка душелому
усмирительно важна.
Пой ли, пей ли, вой ли, вей ли
хвои жирный пластик, и
на устах ороговелых
пересыльные стихи.
Делят пищу арестанты,
и на цыпочках бежит
почитать за сахар Данте,
как звереныш, Вечный Жид,
и в бреду тифозном сладко
речке вторит сам не свой:
«небо в клеточку - тетрадка
с переношенной главой».
Вот и маска Арлекино,
а под нею бос и гол,
бронзой в небо - запрокинут
головой, застыл щегол -
будто ласточка слепая
из волошинских широт,
как грудных детей купая,
небо крыльями берёт.
Из божественных читален
рифмы кравший Прометей
с головы до ног опален
грудой жертвенных костей.
И блуждает голодранец,
не омыт и не отпет,
как земной протуберанец,
самый неземной поэт
по глухому Подмосковью,
и летит за ним Луна…
З.Ы.: Из Чердыни с любовью,
из больничного окна…
