Есть поэты, а есть надпоэты, что источают поэзию вместе с запахом кожи. И такой, вероятно (и как часто!), после себя не оставит ни строчки. Он неожиданен, как все ожидаемое, и неподкупен, как все невозможное. Бельмо снега в окне, проклятье чистого листа. С одним из таких невесомцев я прожила вечность.
Большинство мира делится на тех, кто не может приспособиться к жизни либо ввиду своей слабости, либо – вследствие своей силы. И те и другие находят сторонников. И тех и других извечно подстерегает ловушка неспособности диалога с самим собой. Одни себя не слышат, иные не чувствуют себя собой. Кем угодно, только не собой, окружая себя бесконечным враньем. Убивают, щерятся, склабятся и ползут исповедоваться в еще одну боговральню.
Но что такое исповедь, как не молитва, только лишь и всегда - к самому себе.
Есть среди них и гении - те, что носят в себе стихию.
Гений – не может приспособиться вследствие своей высоты. Самое одинокое существо на земле, он смешон и неуклюж, как заика - альбатрос, волочащий за собой бодлеровские крылья.
Он недостоин иного, чем насмешливое тыканье пальцем: смотрите, он ведь ничего не умеет! Не умеет выглядеть, не умеет правильно держать вилку, даже гвоздя забить не умеет! Ребенок, не понимающий ничего, кроме игры, ветра и горя. Идеи…Они рождаются уже потом, как поток олова из раскаленной домны чувств.
У гения нет иного оправдания, чем его надмирность. Никто так по-детски безжалостно не судит самого себя. Он – ежедневный, ежесекундный нескончаемый самосуд. Ибо больше всего на свете он хотел бы знать и уметь.
Вечный сосуд для боли. Хрустальная ваза, которую боишься разбить, но не разбить не можешь - она сама взрывается в руках при каждом прикосновении.
Бог среди людей всегда выглядит нелепо, входя в мир законов и правил, которые были придуманы не им. Он и не знает их, он им не принадлежит: вечный чудак и чужак.
Всегда неуместен, всегда смущает, его эмоции оголены, как кровоточащий нерв. Тысячи упущенных мыслей, сотни аффектов. Мир всегда будет смотреть на него с жалостью и презрением, надевая мундир надзирателя, стремясь усмотреть в нем мужчину или женщину. Он - никогда ни то, ни другое. Он всегда сплав. Есть ли у планеты пол?
И кто объяснит, что делать с этой непонятной и опасной внутренней свободой Быть?
Если жизнь большинства – это восхождение, то для гения – всегда падение, спуск. И каждый из них есть вспышка, удар молнии. Нужно большое мужество, спускаясь в мир с правдой своих высот. Мужество в том, что каждый раз по-детски надеется.
Святость – это не самоотреченная жертвенность; святость – это гениальность души.
Такому можно простить все: как урагану, сметающему деревья и постройки; как реке, выходящей из берегов.
Единственная надежда гения – счастье понимания, которого он лишен заранее и часто навсегда.
Единственная молитва мира: да услышу.
ID:
466712
Рубрика: Проза
дата надходження: 17.12.2013 20:33:04
© дата внесення змiн: 21.05.2014 09:08:19
автор: ChorusVenti
Вкажіть причину вашої скарги
|
