Бесконечность печали
до первого знака
округляя:
на вечный очаг
вдалеке
я гляжу,
как голодная смотрит собака
на ржаную краюху
в Господней руке.
Мне с ознобом моим
нет ни лада, ни слада,
тормозит,
но не греет,
угрюмый коньяк…
(Беспечальное детство - нагая Эллада,
виноградные грозди - на жгучих камнях.)
В стылых
гипербореях
растят поголовье
обречённых тельцов
из породы "спецназ"
с необрезанным сердцем
и шеей воловьей,
и сиротством -
на дне
опрокинутых глаз.
Недоучка любви,
разрушитель границы,
Ойкумены
шагреневой
зябкий изгой,
я из Третьего Рима
свалил,
ионийцы.
Я, - с ознобом в костях, -
возвращаюсь домой.
Здесь
слепому щенку -
приоткрылась завеса
над устройством души
и составом земли.
И угрюмый молчун,
Гераклит из Эфеса,
дал мне место
в горячей дорожной пыли.
Опечаткой печальной
пятная страницы,
растерзав Герострата,
прозренья - не тронь!
На развалинах храмов -
- предвечное -
снится:
всё - пришло из огня.
Всё - уходит в огонь.
Над ушедшим
цикады рыдают ночами,
как орган,
- мессианскою -
мессой дыша...
Но незыблемы:
Слово,
что было - в начале,
и - в заплаканной плоти
живая душа.
Беспробудного мира
глухую основу
прорезают
стигматы
пророческих ран...
…В этот край
- поседевшую -
Матерь Христову
на рыбачьей фелюге -
привёз Иоанн.
2004
