А в доме моём однажды жить будут чужие люди:
взломают паркет щербатый, обои сдерут со стен,
на мусорку книги сплавят - и дом обо мне забудет,
и дух мой простынет мигом под завертью перемен.
Один только раз, быть может, на третьем пивацком литре,
жилец ухмыльнётся новый жильчихе своей тишком:
- А знаешь, кто жил до нас тут? Какой-то Растаев Дмитрий.
Он вроде бы был поэтом. Слыхала ты о таком?
Жильчиха пожмёт плечами: «Не знаю, впервые слышу».
И дальше пойдут недели.
И месяцы.
И года.
Не станет потом и дома - снесут и полы, и крышу -
а после и целый город провалится в никуда.
Разъедутся континенты, смешаются океаны,
планета сойдёт с орбиты, и солнца иссякнет свет -
есть контуры и лимиты на все естества и планы -
никто и не вспомнит дома, где вроде бы жил поэт.
Забвенья всеядна пропасть - ни метрики, ни портрета.
Всё станет единым целым спустя миллиарды лет.
Какое вселенной дело до жившего в ней поэта?
И нет на вопрос ответа...
Хотя и вопроса нет.