Утираясь руками, стояла вечером
И таяла.
Как горькая ложка.
Липкая правда, что за дрянь слезает по щекам, рваным лиственным щекам, мраморная мушка.
Я бежал по окнам огненно.
Ногою, поддевая вставшее солнце.
Выходи на пески, распавшиеся дороги обезлюдели.
Медленно выходят два человека, неся на красной мягкой подушке голос из темноты. Голос булькает и застенчиво усмехается.
Голос: Что возится в моих висках
Вам смешно, а мне хуево
Мне собирают вещи
И заворачивают в губы пищу
Я словом обрыгался, к черту
Кроме него, кроме него
Как надоело быть голосом
Как охота срать
Как охота гонять свою голову
Объявляю чемпионат
Кто забьет мне ее в глотку
Тот у меня поговорит
Люди, ох люди
Сырые полдники ваших свадеб
Я нарывался на ваши правды
Я врал и корчился рыдая
Тесно, как знали б вы
В воздухе, переполненном людьми
Радио и телевизорами
Рассказывающими совсем чужое
Господи, обреки меня жить
Избави ото лбов устойчивей куба
Куб на куб взбежал наверх
Занял верхушку – сиди не горюй
Голос извиняется, доносятся звуки хронической блевотины вперемешку с кровью. Голос замолкает, всхлипывая, его уносят и бросают в ближайший темный угол, из которого тут – же слышится звук льющихся помоев. Постепенно взгляду видно, что из темноты проявляются деревья, на которых сидят люди и людишки, по преимуществу вольготно уснувшие в гнездах. Борьба между ними начинается ближе к макушке, куда лезут наиболее отчаянные, желающие глянуть вдаль. Особо гордого вида люди сидели на верхушках и время от времени давили по лицам зеркальными пятками. Карабкающиеся пугались отражений и их, упавших вниз собирали голодные старики в огромных одеждах преимущественно из ваты и мешковины.
Кто-то из них не выдерживает: Восемь жизней.
Голос сверху: Молчать мыши!
Тишина: Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш…
Голос из середины: Ха-ха-хххх.
Раздаются шумы человеческие и не очень. Голоса путаются, крадутся друг за другом, перегоняют друг друга, останавливаются, уступают, молчат. Прибегают разные люди с топорами и рубят деревья. Гул прекращается – это жутко гудит дерево, кричит дерево. Люди в зале падают в обморок.
Все хором: Мы тишину ковыряем локтем
Слипшимся горлом покой пропущен
Ищите, вчера все было путем
Еще одно тело нашли в капусте
Зола на макушке осиновых баб
Развесили гордых по прошлому году
Вчера перебили тревожный набат
Спокойным носком потревожили воду
Нас нет никого, только вышедший наружу зуд
Наспех захваченный полой водицей
Избитые ноги болтались внизу
Острые зубы точной дикцией
Грызите молитвы дырявым углам
Себе набирая немыслимые фантики
Всех собрали в нарядный хлам
И всех переслали к чертовой матери
По растянутым венам. Подождите, идем.
Деревья молятся. Им страшно. Верхние сыпятся на пол и тоже закатываются в углы, пропадая в них откровенно. В конце концов выходит работник сцены в спецодежде. Он вежливо и ненавязчиво задумывается, потом усмехнувшись срывает декорации, которые оказываются одной картинкой. Он скручивает все это в трубочку и засовывает себе под мышку. Он замечает шевеление в зале, садится на край сцены и начинает говорить:
Я мог бы родиться, чтобы начаться
Но я себя помню – куда я свершился
Я был уже кем-то, не помню кем
И даже кем был, навряд ли вспомнит
Голос из зала: Пошел ты…
Работник сцены: я мог бы, но в том моя роль
Чтоб вместе с собой находится рядом
Думали, что вблизи красивей выглядит
Зубастые кулаки ваших сочных рыл
Он встает и слюнявит глаза
Опять говорит:
Смотрите, смотрите сухие ублюдки
Они выбирали сегодня днем
Могли бы пойти помочиться с моста
Однако приперлись смотреть спектакль
Они выбирают себе колбасу
К ней зубочистку и свежее мыло
Чтоб выбор не был таким ненужным
Он стал насовсем, я ослеп, я ослеп
Хожу выбираю рубли за копейку
Да может проглотят немую щеку
Жевать эти ночи и спать неправда
Дальше его невозможно разобрать, он падает в зал, его не видно.
Ничего не происходит сорок минут. Этого вполне достаточно, чтобы недовольные зрители покинули помещение. Становится пусто, но это еще не конец
Двери закрыты, и возмущенные зрители возвращаются обратно. Они свистят и негодуют. Подставные люди в зрительном зале кричат, что зима не считается
Зрители начинают выбегать на сцену с поднятыми руками, сжатыми кулаками. Их утягивают обратно в толпу.
В это время открывается один из входов и входит опоздавший. В зале наступает тишина, слышно как посыпался грязный воздух на пол, на руки, на обувь.
Женщина вскрикивает, что якобы она это все уже видела.
Все хором просят опоздавшего подняться на сцену, сказать.
Опоздавший со сцены: Ах, господа.
Говно, говно, говно
Весь мир – помойка
Треск в коленках
Срань господня
Попробуйте вытащите
Я зашью лицо
Напихаю в уши волосы
Вы сидите тут портите себе празднички, меркните
Постигая горящее там, смывающее пьедесталы
Ничего не знаете, а только что Российская Федерация и Соединенные Штаты Америки
Обменялись несколькими ядерными ударами
Начинается какое-то сумасшествие. Тянутся руки, которые уже не соответствуют количеству людей. Руки повсюду, заполняют все пространство зала, люди задыхаются.
Опоздавший снова взбирается на сцену:
Люди я тоже был человеком
Это сейчас мы такие
Потерпите, все будет на своих местах
Даже эти руки
Он достает руки, они обкусаны по локоть. Культи выглядят даже гармонично. Кажется, так и должно быть.
Опоздавший: Мир пьян, да просто опаздывает на пару мгновений
Может стоит прийти попозже
Все узнать и высоко держать голову
Подождите, он сейчас придет
Не бойтесь, куда вы денетесь
Куда пристроить таких живучих
Скорее все здесь пропадет без вести
Мы наверно даже не будем его искать
Протягивает руки:
Мне даны культи, чтобы обнимать вас люди
Я вас не люблю, а просто….
ЗАНАВЕС
А на улице в это время мягко идет тихо – тихо вечное и всеохватывающее говно!
ID:
147100
Рубрика: Поезія, Вірші, що не увійшли до рубрики
дата надходження: 25.09.2009 23:48:05
© дата внесення змiн: 25.09.2009 23:48:05
автор: а.с. пушкин
Вкажіть причину вашої скарги
|
