Ангел снова и снова давил на кнопку плеера, но маленький экран оставался безжизненным. С ветвей слетали кусочки мокрого, подтаявшего и вновь подмерзшего, запыленного снега. Зима близилась к финалу. Небо состояло из мраморного монолита светло-серого цвета с редкими темными прожилками. Из чьего-то не по сезону открытого окна или машины, припаркованной где-то вне видимости, назойливо бубнило радио.
Ангел тихонько выругался. Единственным, чего ему сейчас хотелось, была музыка. Спокойная, тягучая, тяжелая, такая привычная и знакомая, она всякий раз непонятным образом возвращала его к жизни. Сегодня проклятая техника решила отказать ему даже в этой маленькой, но такой необходимой радости. Хорошо, хоть сигареты еще есть и спички чудом не отсырели. Пальцы в дырах обрезанных перчаток замерзли и слушались с трудом; Ангел сломал три спички, прежде чем кончик сигареты начал тлеть.
Голова гудела и казалась наполненной то ли ватой, то ли свинцом, то ли грязным снегом. Не иначе, как жестокое похмелье. Значит, вчера напился. Где, с кем, почему? Ангел попытался вспомнить – и не смог. Он очень редко пил, только по крайним случаям. Что за «крайний случай» случился вчера? …пустота. Видимо, иногда все же удается по-настоящему залить горе.
Внезапный ветер сорвал с ветвей последние крошки того, что когда-то было снегом. Ангел подставил порыву лицо, впитывая колючий воздух каждой клеточкой открытой кожи. Стянул «резинку» с волос, и те, освобожденные, затрепетали на ветру, едва касаясь плеч. Слабо улыбнулся непогоде обветренными губами. Впустил в легкие новую порцию теплого дыма и медленно выдохнул, наблюдая, как клубятся изменчивые силуэты.
В нескольких метрах по усеянной желтым соленым снегом дорожке шла пара. Мужчина и женщина средних лет, бедно и довольно безвкусно одетые, увлеченно скандалили. Полная жена в вытертой искусственной шубе в чем-то, видимо, обвиняла мужа, а тот – худой, с желтым лицом рабочего и пьяницы – в свою очередь, темпераментно доказывал ее неправоту. Ангел курил и безучастно смотрел на приближающиеся фигуры. Ветер стих, довольно высоко в небе пролетели небольшой стайкой какие-то птицы – скорее всего, вороны. Кому же еще взяться в такую пору посреди города?
Глубокий вдох, наполнивший грудь холодом, заставил Ангела закашляться. Показалось, что вышло это оглушительно громко, но супруги, как раз поравнявшиеся с ним, не обратили ни малейшего внимания на длинноволосого парня в черном полупальто, сидящего на каменном парапете и закрывающего кулаком рот в приступе кашля. Они прошли будто мимо пустого места, не прекращая самозабвенно ругаться.
Неужели и мы с Лилей станем в о т т а к и м и ? ...
Ангел с досадой швырнул как можно дальше в снег раздавленный о камень окурок.
Вспышка.
Л и л я.
Нежная девочка с фиолетовой прядью в волосах, с мягкими карими глазами и самой теплой улыбкой на свете. Всегда понимающая, всегда терпеливая, заботливая и немного грустная. Мечтательница, художница, идеалистка, поэтесса, и по совместительству – бессменная Муза молодого, но уже почти безумного физика. Они ведь, как день и ночь. Как Солнце и Луна. Как Ветер и Лес. Неужели и они станут такими же?
Нет, они не станут. Ведь Лиля ушла. Да, ушла, ушла, черт подери! Не выдержала редких встреч, частого молчания, странного выражения запавших и покрасневших от недосыпания глаз, непонятных заумных слов. Заявила, что эти проклятые формулы ему важнее, чем она. И была права. Отчасти. Он просто так и не научился выражать ей свою любовь – ее ведь не опишешь уравнением с несколькими неизвестными. А сейчас, в предвкушении великой победы, - он еще глубже ушел в мир величин и чисел, лишив ее и тех робких крупиц тепла, которые дарил вначале.
Вот, значит, повод для вчерашнего «праздника»? Ангел закрыл глаза, пытаясь собрать разбежавшиеся мысли и найти среди них ответ. Не нашел. Чувств, или хотя бы каких-нибудь паршивеньких человеческих эмоций, тоже не обнаружилось. Холодная белая пустыня, по которой ветер гоняет клубы белого порошка – то ли песка, то ли снега. Белые дюны переползают с места на место, стирая цифры и буквы, которые сами собой появляются снова на соседнем клочке выровнявшейся поверхности.
Парень разлепил отяжелевшие веки. Даже если вчера он был убит горем из-за разрыва, то сегодня он его слабо волновал. Осознав это, Ангел слегка удивился, но почувствовал облегчение. Он не любил впадать во власть чувств, не любил надолго вылетать из рабочей колеи. Что было – то было, в одиночестве всегда проще работать.
Ангел закурил снова.
Пустой дом, летом стыдливо скрываемый пышными зелеными кронами, сейчас представал во всеобозрение в окружении голых узловатых стволов, как уродец на сцене провинциального цирка. Два его этажа зияли провалами выбитых окон, пятнились облетевшей штукатуркой, пестрели разноцветными граффити. Рисунки были снаружи и – можно рассмотреть сквозь оконные дыры – внутри. Никто особо и не помнил уже, чем был этот дом до того, как стать убежищем бродяг и «трудных подростков». «Какая-то контора вроде была, » - сказал однажды знакомый дед.
Ангел поднялся с камня и стряхнул с одежды мокрый снег. Дом звал его давно, но сегодня зов был особенно силен. Ни страха, ни нехватки времени, ни каких-либо других оправданий и отговорок больше не было. Осторожно ступая по тонкому грязному насту, Ангел направился к кирпичному скелету – неуверенно, неторопливо, трепетно: так идут к дому детства, к полузабытому, но внезапно обретенному и до слез дорогому воспоминанию.
Деревянная дверь, висящая на одной петле, подалась на удивление бесшумно. Под массивными подошвами хрустели куски плитки, осколки стекла, щепки. Где-то на сквозняке шелестела газета. И еще… здесь шумело что-то еще. Вжик-вжик. Суховато, размеренно. Ни голосов, ни храпа, ни какой бы то ни было человеческой возни – но шум был, и он почему-то манил, непреодолимо привлекал внимание, сулил что-то такое… Впрочем, Ангел не мог определить, что именно обещал ему непонятный шум. Какая-то слепая уверенность в правильности пути – то, чего ему так часто не хватало – внезапно заполнила все его естество. Двери в конце коридора не было.
Возле разукрашенной граффити стены в ветхом кресле с красной обивкой, сложив по-турецки ноги, сидела девушка. Одета она была в свободную пеструю рубаху и порванные джинсы, в русых волосах – разноцветные пряди, лоб повязан тонкой ленточкой, как у хиппи. На вытянутых руках девушка держала детскую игрушку-пружинку, которая переваливалась радужным полукругом с одной руки на другую, издавая размеренный шум. Вжик-вжик. Это она вела его сюда. Она манила и обещала что-то невозможное…
- Привет, - улыбнулась девушка.
Вжик-вжик.
- Привет, - неуверенно ответил Ангел.
- Ты кто? Как тебя зовут? – Девушка пристально посмотрела на гостя поверх подвижного радужного полукруга. Вжик-вжик.
- Я… Ангел. Меня зовут Ангел.
- Ангел? – удивилась хозяйка и посмотрела пристальнее. Вжик-вжик. - А похож на человека, - проговорила неуверенно, но без тени насмешки.
Ангел смутился.
- Ну, да я, собственно, человек и есть…
- Да? Тогда у тебя должно быть имя. Ангел ведь не имя. Как тебя зовут? По-настоящему.
Ангел задумался. Только теперь он осознал, что не помнит своего настоящего имени. Знакомые называли его Ангелом давно – еще со школьных лет. Тогда он сам назвался то ли «Ангелом Преисподней», то ли «Падшим ангелом» - увлекался по юности так называемой «мрачной романтикой», всякими ужасами, мистикой и прочим. От претенциозного «никнейма» со временем осталась половина, которая и заменила парню имя.
Но как, черт возьми, можно з а б ы т ь с о б с т в е н н о е и м я ?!
- Я… не помню, - наконец признался он.
Девушка нахмурилась.
Вжик-вжик.
- Ладно, - прервала она неловкую паузу. – А кто ты? Или, вернее… кем ты был?
Кем я б ы л ?
- Я… физик.
- Физик? – девушка показалась удивленной. Вжик-вжик.
- Ну да, физик. Теоретик. Студент. Ну, увлекаюсь… наукой. Можно, закурю?
Девушка кивнула, но сама от угощения сигаретой отказалась. Ангел вдохнул дым и задумался. Проклятое похмелье все еще мешало ясно мыслить и трезво воспринимать. И этот дурацкий звук, эта странная игрушка у этой странной девушки в руках… Но не попросишь ведь ее прекратить играть, потому что у тебя гудит с пьянки голова?!
И почему ее так удивило, что Ангел – физик?
Вспышка.
Ф и з и к а.
Пожилой, умный, одинокий преподаватель – единственный, кто поддерживал его поиски. Кто верил в него и не гнушался просмотреть и проверить его записи, сделанные в толстой потертой тетради неровным острым почерком. Вот он берет тетрадь, одевает сильные очки в роговой оправе – Ангел сидит за столом напротив, аудитория пуста, все уже разбрелись по своим делам…
- Так-с, здесь все правильно… и здесь…
Сердце парня набирает отчаянные обороты в ставшей неожиданно тесной груди.
-Молодой человек! Вы, похоже, совершили крупное открытие! – Профессор взглянул на него поверх очков, его глаза тоже приобрели некий лихорадочный блеск.
Воздуха начало не хватать.
- Постойте-ка… а это что?
Мир, только что взлетевший в верхние слоя стратосферы, неожиданно и безжалостно рухнул.
О ш и б к а !
Все насмарку. И нет никакого открытия.
Ангел натянуто улыбнулся, поблагодарил профессора и вышел из аудитории. Пружинистый шаг его тяжелых ботинок эхом отдавался в опустевшем сумрачном коридоре.
Он зашел в ближайший алкомагазин и взял бутылку дешевой водки. Вот вам и повод.
Вот почему гудит голова.
- Даааа, - протянула вдруг девушка с ленточкой поверх цветных прядей, рывком вернув Ангела из мира воспоминаний в разгромленную комнату. – Такой молоденький… жаль.
- Жаль? Чего жаль? – вскинулся Ангел, попутно удивляясь сам себе – откуда взялось столько жару в холодной белой пустыне? – По-твоему, я слишком молод для науки, да? В двадцать лет нужно пить пиво и гулять с девчонками, а не решать задачи, да? Так?
Он приблизился к девушке, почти крича, покрасневший и опасный, но та ни на йоту не сбила ритм. Вжик-вжик.
- Да ты сама-то кто такая, а?
Девушка молчала, скорбно глядя Ангелу в глаза.
- Ладно, извини, не знаю, что на меня нашло, - опустил он голову. – Знаешь, я ведь напился вчера, и вот, до сих пор…
- Вчера?... – переспросила девушка, но ее тон не предусматривал ответа.
- Но все же… тебя как зовут? И кто ты?
- Я… я – Пружина. – Вжик-вжик. Ритмичная радуга гипнотизирует. – Знаешь, я, наверное, одна из немногих, кто тебя теперь видит. Еще есть несколько таких, но они, насколько знаю, далеко… - Вжик-вжик.
- «Теперь» видит? Несколько «таких» - каких? Ты вообще о чем? – Ангел понял наконец: сумасшедшая. В легкой рубашке на таком-то холоде! И этот адский ритм детской игрушки…
- Да перестань ты «вжикать» этой штукой! – наконец не выдержал он.
Девушка ловко усадила пружину на правую ладонь – она образовала аккуратный цилиндр в цветах спектра, – и улыбнулась.
- Вспоминай… вспоминай дальше, - мягко прошептала она.
…взял бутылку дешевой водки и отправился на пустырь недалеко от корпуса «универа». Ему было настолько безразлично, увидят ли его здесь студенты или преподаватели, или заберет в участок патруль милиции. Ранний зимний вечер зажег фонари и окна бетонных «высоток». Снег, уже пожухлый, но еще не сдавшийся насовсем, искрился желтым. Желтый – цвет разлуки, подумалось почему-то. Разлуки и смерти. В плеере, как назло, села батарейка. Даже он, кусок железа и пластика – и тот предал в минуту краха…
Бутылка открыта, огненная вода обжигает горло. Глоток, еще, и еще. Сигарета. Провал.
Прояснение. Холодно. Он бредет по дороге с пустой бутылкой в руке. Сыпется мелкий снег. Уже поздно, судя по отсутствию машин. Где-то над головой желто мигает агонизирующая лампа фонаря. Ноги слушаются плохо, асфальт обледенел. Хочется курить. Аккуратно ставит бутылку на лед. Достает сигарету и прикуривает. Желтый свет становится концентрированнее.
Беспомощный визг тормозов.
Машина была большой и черной – больше он не помнит ничего. Ни боли, ни страха, ни даже пресловутого «света в конце тоннеля».
- Ну вот, наконец понял? Не так и страшно, правда? - снова улыбнулась Пружина и протянула Ангелу чумазую левую руку. На ладони лежал желтый мелок. – Теперь напиши правильно.
Ангел взял мел и принялся выводить на стене цифры, буквы и знаки. Формула больше не содержала ошибок.
ID:
345899
Рубрика: Проза
дата надходження: 24.06.2012 03:20:08
© дата внесення змiн: 24.06.2012 03:34:25
автор: Luna Ravenheart
Вкажіть причину вашої скарги
|
