Семнадцатый год! Ура-а-а! Абордаж!
Мы Зимний берем, а с ним - Эрмитаж!
Аврора залп дала – в атаку, боец!
Как пробка с бутылки влетел во дворец …
Со мной еще сотня таких же бушластых,
Небритых, пропитых и очень горластых;
От крика «Полундра!» насрали в портки
Дворцовая челядь, дворня, денщики…
Мы им заорали: «Свобода! Мы с фронта!
Где ваши графья - недобитая контра?»
- «Не знаем, солдатик, мы воли господской,
Вскочили в пролетку и - рысью по Флотской» …
Пшли вон все! Я крикнул осипшей горлянкой
И срезал портьеру – пойдет на портянки,
Вприсядку стянул сапоги и обмотки -
Вот так обновился в господские шмотки.
Еще б не мешало бы мне подхарчиться,
Пожрать бы жаркого, винцом угостится.
От мысли такой рот набился слюной,
Я двинулся вглубь на встречу с судьбой.
Так шел коридором – все двери и двери,
Темно, будто в жопе, вдруг - боль в подреберье!
С открытой направо двери засверкало,
Бушлат мой проткнуло булатное жало!
Успел я сказать: «А где здесь харчи?»
В ответ прозвучало: «Приперлись хрычи!»
Взметнулся палаш, его сталь просвистела,
Моя голова отделилась от тела,
Смиренно скатилась к каминной решетке,
К харчам не поспел, жаль с портьеры обмотки …
Последнюю мысль по каминной трубе
Несло вместе с ветром к застывшей Неве.
* * * * *
Судьба зачастую бывает жестокой -
Для многих явилась последним уроком;
Балда б не узнала с ногами разлуки,
Когда б не ломилась бы в двери без стука.
