Я играю с судьбой то ли в кости, а то ли в вист,
И меняю слова на монеты, банкноты, фишки.
Наша страстная ярость замешана на крови
И на боли немой очень густо, и даже слишком.
Вот она и сегодня вломилась ко мне с плеча,
Разложив на столе инвентарь для игры на песни.
И хотелось махнуть и отмазаться - "Не сейчас!".
Или сразу вабанк, рассчитавшись со всем на месте.
И я снова ловлю стихопад в не-своем аду.
Что развезся на час на потертом столе ломберном.
И смеется она - "Ключевое сегодня - "жду"".
Я покорно пишу - "Очень жду. И люблю. Наверно".
Да какое "наверно" там! Господи, помоги!
Если это оно, то тогда я трамвай на Невском!
В моей песенной бездне теперь не видать ни зги,
А под сердцем колотится - рвано, неверно. Резко.
Я похоже пропела до дна свой бездарный блюз,
Что ему посвятила шесть лет как тому. Бывает.
Я теперь не зову. Я молю его, я молюсь,
Чтоб дождаться его, на полпальца хоть, но живая.
Руки вытянуть слепо, обрезав их о струну,
Сделать горсть многоточий тончайшей жемчужной низкой...
Горько выкрикнуть в небо - "О Господи, Боже, ну!
Ведь должно же хватить, чтобы выдохнуть, пусть не близко
К краю подлинной истины, к чистому "Я тебя..."
Но слова разрываются, плоть пробивая градом,
Слог из белого мрамора рваной строкой дробя.
Потому что так надо. Об этом вот так и надо.
И струна тихо стонет, зажатая на ладу...
А судьба, что в гостях у меня по нечетным числам,
Придвигает бумагу и шепчет: "Сегодня - "жду""
И я жду и пишу. И не вижу иного смысла.