Всё вокруг заполнено белым… белым туманом ли, белым ли газом… может, белой мельчайшей пылью, которая настолько мелка, что ничуть не ощущается, когда её вдыхаешь. Очень странная и непонятная субстанция. Или это всё-таки некое белое свечение, неяркое, к которому постепенно привыкли глаза? Привыкли так, что не могут оторваться. Всё пространство усеяно белизной. Ничего подобного я никогда не наблюдал. И этот белый цвет, в нём есть что-то странное, кажется, что никогда раньше я не видел такого цвета, такого света. Чем бы ни была эта белая субстанция, она светится. Свет от неё идёт очень-очень бледный. Но этого бледного свечения настолько много, что оно заполняет собой всё вокруг. Так заполняет, что легко представить себя бредущим в сплошном густом тумане. Только этот «туман» абсолютно сухой, никакого водяного конденсата не чувствуется.
Я стою, я не двигаюсь. Пробираю в голове варианты и объяснения. Я, должно быть, вышел из здания больницы, и в шаге за моей спиной должна находиться дверь внутрь. Я так думаю. Но пока повсюду это белое свечение, и я совершенно не могу сориентироваться. Я не уверен, в сторону чего я направлен лицом сейчас. Стоит ли ждать, когда светящийся «туман» рассеется? Или когда глаза так привыкнут, что смогут рассмотреть что-нибудь ещё? Пока я жду. И, пока я жду, ничего не происходит. Белый цвет вокруг отчасти напоминает заледенение, заиндевение. Но никакого холода от него не исходит.
Я вытягиваю руки вперёд. Затем поднимаю их вверх. Задерживаю там. Затем развожу в стороны. Как будто вблизи меня ничего нет. Это даже откликается неким восторгом. Восторгом возможности не прилагать усилий для того, чтоб не отвлекаться на мельтешение вокруг. Иногда ведь и не отказался бы от совсем маленькой, но надёжной перегородки от забот внешнего мира. А тут тебе целый заслон, белый, невесомый, скрывающий всё на расстоянии (я подношу ладонь вплотную к лицу и медленно отвожу от глаз) примерно в два раза больше, чем длина моих пальцев.
Я разглядываю белую завесу перед собой и размышляю. Пытаюсь понять её природу. Если это не похоже ни на что естественное, не имеет ни запаха, ни вкуса, никак не ощущается кожей, то здесь что-то явно искусственно-химического происхождения, и это что-то явно экстраординарное. От контактов с этой субстанцией я не чувствую никакого дискомфорта. Даже скорее наоборот. Этот вид белого пространства, совершенно белого пространственного поля приносит необычайно глубинное чувство приятного отрешения. Это такое глубинное чувство, которое всегда было очень удалённым, поэтому смутно ощущаемым, а точнее, даже не ощущаемым, а только предугадываемым. А теперь оно близко, непосредственно рядом. И это нечто такое, в чём я разглядываю свои черты. При этом мой разум чист, мысли не затуманены, дыхание ровное, тело расслаблено, и меня ничто не беспокоит. Всё осталось на своих местах в моей голове, но без ненужной и излишней тревоги.
Чем бы ни была эта таинственная субстанция, она, похоже, не причиняет никакого вреда. То, что со мной происходит в данный момент, я принимаю даже за некоторую передышку. В последнее время со мной только и происходят события, испытывающие на прочность меня и меняющие мою картину мира. Образно выражаясь, сплошные сейсмические активности и столкновения атмосферных фронтов. А теперь, наконец, так нужное мне затишье. Не то что я им наслаждаюсь, но я не хочу от него бежать.
Но время идёт. Идёт время, а вокруг меня ничего не меняется. Структура белого «света-тумана» не претерпевает никаких изменений. И я даже не хочу разбираться в его природе. Я свыкся с его присутствием, и мне этого достаточно. Теперь я должен начать движение – не для того, чтоб выйти из тумана, а чтобы обследовать обстановку. Попробую двигаться в сторону и чуть назад – так я должен уткнуться в стену здания больницы, если я, конечно, нахожусь сейчас прямо перед входом в больницу спиной к входной двери. Как мне представляется, это должно быть наиболее вероятным моим местоположением.
Я начинаю осторожно отступать назад и вправо. Правую руку отвожу в сторону и чуть за спину и делаю рукой круговые движения, пытаясь наткнуться на стену. Сделав пару десятков мелких шагов и не получив никакого результата, я останавливаюсь. Осматриваюсь. Пытаюсь вглядеться в направлении, откуда я только что двигался. Но белая завеса совершенно одинакова и однородна во всех направлениях.
Однородность окружающего пространства заставляет задуматься об иллюзорности движения в нём. Эта, казалось бы, шуточная идея не столь проста, как кажется на первый взгляд. Она многогранна, ведь реальность движения зависит от той системы отсчёта, в которой это движение происходит. Очевидно, я могу двигать руками и ногами, другими частями тела, поворачиваться, что означает, я могу двигаться в системе отсчёта, связанной со мной. Но это же не может быть единственной системой отсчёта! Да, есть ещё поверхность – относительно её я могу стоять, сидеть, наклоняться, лежать и так далее. Это уже что-то. Но вот движение по площади этой «поверхности» – это движение уже не получается связать с чем-либо, оно не проявляется ни в чём.
Я сейчас легко могу представить себе, будто я нахожусь в своём укромном уголке, в котором я волен двигаться, как хочу и куда захочу, и ничто не может потревожить меня. Такая мысль-идея даже несколько расслабляет. Есть нечто безмятежное в этой белой светящейся туманности. Я бы сказал, что нахожусь сейчас далеко не в самой плохой ситуации из тех, в которые я попадал, находясь в этой странной больнице. Сейчас я могу просто не обращать внимания ни на что только потому, что не на что обращать внимание. Появляется даже некое ощущение лёгкости и чуть ли не невесомости. Приятное ощущение.
И всё же ощущение себя укрытым внутри этой белой субстанции обманчиво. Это представление у меня в голове, и это представление есть не более чем имитация осознавания пространства. Неизвестные для себя величины я заполняю наиболее удобными для меня, неизвестным характеристикам я придаю наиболее оптимальные величины. Так я получаю имитацию защищённости и имитацию свободы. Но это всего лишь имитация.
Я снова всматриваюсь в это белое непроглядываемое пространство. Какие ещё ложные ассоциации оно может мне дать? Я критически выжидаю. Но никаких явных ассоциаций больше не возникает. Я просто нахожусь в сплошном тумане, который не ощущается как туман. И всё же его белый цвет у меня теперь получается чуть лучше идентифицировать. Это цвет побелённого потолка. Как ни нелепо сравнение, но цвет в точности такой же.
Я понимаю, то, что я нахожусь в относительном покое в этой газообразной белой «капсуле», не может продолжаться долго. Это понимание приходит изнутри, ничто вовне меня не намекает ни о какой перемене. Есть какие-то неявные внутренние причины того, что я воспринимаю окружающую реальность таковой, какой она теперь предстаёт передо мной. Белый, непроглядный, невесомый, тускло светящийся туман. И это представление имеет свой срок, свою точку невозврата. Положение равновесия увековечивается в одном мгновении, в следующий момент система схлопывается. Нет ничего невозможного. Не связанные между собой события могут приобретать общий смысл. Я оказываюсь в пространстве, где совершенно всё проникнуто общей идеей. Всё, кроме меня самого. Я не имею к этому отношения. В какой-то момент это всё рассеется. Все мои умственные предположения и гипотезы основываются на этом знании. Поэтому я не страшусь этой белой завесы и не пытаюсь убежать. Столкновение с таким представлением пространства не является ничем новым. «Повторяемость» жизненных переживаний не имеет принципиальных отличий от этого.
Непонятный импульс пробивает изнутри. О каком-то ином представлении. Или о воспоминании? Вызывает противоречивые чувства – сожаление и безысходность наравне с изумлением и воодушевлением. Однако направление этого импульса мне не ясно.
Я ещё раз пытаюсь осмотреться. Делаю шаги из стороны в сторону, гляжу вокруг себя, пытаюсь нащупать хоть что-нибудь руками. В этом тумане всё решительно одинаково по всем сторонам. И, очевидно, я уже потерял даже примерное направление, в котором я изначально двигался, открыв дверь из больницы и попав в этот белый плен. Плен. Я замечаю, что слова, которые всплывают у меня в мыслях, ведут меня к чему-то. Ведут какими-то невоспринимаемыми рывками. Этот туман, завеса, белое пространство… это восприятие не является тем, чем кажется. Это то, что исходит изнутри меня. Я нахожу пути-тропы внутри себя. И куда бы я ни двинулся, я подставляю себе одно и то же. Я даю себе один и тот же ответ. Я сам. Я. Вот куда ведут мои слова. И я не могу никак идентифицировать этот туман по иному, чем через зрительный образ, потому что я убрал всё остальное из своего внимания, а также убрал всё из досягаемости других органов чувств. Это восприятие приобрело стабильность, вошло в гармонию.
Я удивляюсь, как я мог прийти к пониманию природы наблюдаемого тумана через моё внутреннее состояние, но… это произошло. Моё осознание сдвинулось. И всё же это не даёт ничего нового для меня, чтобы понять смысл происходящего. Ничего не поменялось, ничего не сдвинулось, ничто не подало знак для меня, как будто ничто не отзывается на мой внутренний голос. Как будто так надо. Как будто меня требуется вернуть в состояние помутнения рассудка – в то состояние, которое было бы избавлением; ведь осознание своего недуга есть первый шаг в сторону выздоровления (кажется, этот понятный и напрашивающийся принцип есть главный фокус любой лечебной науки). Если сейчас я признаюсь себе, внушу себе, что моё восприятие болезненно… я смогу вернуться? Кто или что бы мне подсказало? Да и что можно подразумевать под возвращением? Возвращение в свою обычную жизнь, возвращение в путы больницы – я не знаю, что нужно в самом деле подразумевать под возвращением. Я знаю другое: в этот туман я входил, попал в него с чётким намерением сделать шаг вперёд. И я теперь здесь, и ничего не происходит. Как может быть выполнен этот шаг – «непонятно». Не вернуться и не выйти.
Я вновь пробую всматриваться, вертеться, наклоняться, но ничего нового это мне не даёт. Переступая с ноги на ногу, я не замечаю, как чуть приподнимаю правую ногу (до уровня колена, машинально, чтобы поддержать равновесие), и внезапно… я чувствую, что не могу её опустить. Что-то не даёт, не выпускает, как будто нога застряла в затвердевшей субстанции, только вот эта субстанция невидима и не ощутима физически. Или нога просто меня не слушается? Я отчаянно пытаюсь мысленно приказать себе сдвинуть ногу. И снова, и снова, и снова. Я напрягаюсь изо всех сил. Но безрезультатно. Я начинаю паниковать! Я пытаюсь высвободить ногу с помощью рук, попутно пытаясь нащупать хоть что-нибудь, что может удерживать мою ногу, но убеждаюсь, что ничего такого нет. В окружающем пространстве нет ничего твёрдого или вязкого, но сдвинуть ногу из «повисшего» состояния у меня не получается. И тут я понимаю, что я легко и свободно, совершенно безо всяких усилий поддерживаю равновесие, стоя на одной ноге – ведь только левой ногой я ощущаю опору. Неужели тяготение сейчас также имеет необычную природу? Я провожу взглядом из стороны в сторону, делаю глубокий вдох, затем выдох, жду какое-то мгновение и с усилием опускаю правую ногу на поверхность. Кажется, моё физическое напряжение к этому моменту было близко к пределу.
Мышцы по всему телу начинают судорожно сокращаться. В голове и даже перед глазами вспыхивают и проносятся воспоминания. Отчуждённые воспоминания. Те, которым бы я не придал смысла в любой другой момент. Но сейчас они дополняют всё, что со мной происходит. Уединение. Эта необходимость в уединении сцепляет между собой разрозненные звенья цепи воспроизведённых переживаний. Только полное уединение способно дать ответы на невыясненные аспекты моих переживаний. Я сам подталкивал себя к этому уединению, считая его недостижимым. А теперь. Теперь я разглядываю белую завесу, отделяющую меня от всего остального. Что ж, я добился этой своей недостижимой цели. Хотя мой разум отказывается признавать это. Поэтому он подбрасывает ворох воспоминаний снова и снова, переполняя моё внимание. Я переживаю воспоминания о том, что и как я говорил в те моменты, когда говорить ничего не следовало, и те моменты, когда мне говорили то, что я не хотел слушать. Я вспоминаю, как я выбивался из сил, это сродни ощущению разрыва себя во фрагментах памяти. Этот разрыв толкает меня в уединение! Чем я ближе подбираюсь к нему, чем я ближе к открытию потаённых эмоциональных сигналов в себе, тем дальше я ухожу от внешних раздражителей, тем вернее прихожу к уединению. Я сам прокладываю себе туда дорогу, но лишь оттого что не отдаю себе отчёт в том, какой выбор я совершаю. Сама идея «разрыва» всегда ускользала от меня, была недоступной, всегда находилась «за затылком». Но… не теперь?
Неужели я наблюдаю разрыв прямо перед собой?
Здесь и сейчас я определённо чувствую, что нет особой разницы в этом пространстве, нахожусь ли я в вертикальном или в горизонтальном положении. Я способен сам изменить это, не делая никаких движений, одним лишь усилием настройки внимания. Но я опасаюсь влиять на что-либо посредством своей воли в данный момент. Я чувствую зыбкость реальности. Мне всё кажется зыбким, хотя я знаю также, что это всё реально. Я не сплю, и я не нахожусь в помешательстве. Эта больница… вывела меня в мою реальность. Теперь понятно, что это вовсе и не была никакая больница, просто мне было удобно представлять её так, оторвавшись от чего-то, от чего мне хотелось оторваться. Получается, я хотел от чего-то скрыться? И это желание скрыться я укрывал от себя, шифровал, как мог, каждый мой поступок подгонял под это желание. Но что теперь? И в чём разгадка этого наблюдаемого разрыва?
Пространство вокруг меня в самом деле очень зыбкое. Что-то за ним кроется. Но моего внимания не хватит, чтобы дождаться, ухватить, разгадать эту грань. Я не смогу удержаться. Не смогу не потерять себя. Кем я здесь себя ощущаю? Неужели я чувствую себя человеком, связанным с другими людьми? Неужели я что-либо чувствую по отношению к ним? Здесь нет никакого ответа. Никакой ответной реакции. Никакого ответного чувства – насколько же в реальности это отличается от той ситуации, когда обычно произносят эту фразу. Я начинаю учащённо дышать. Мне неуютно. Я разыгрываю себя. Я делаю установку для себя, будто постоянно ощущаю что-то новое. Здесь ничего не происходит, и от меня ничего не нужно. Никто и ничто не ждёт от меня никаких действий. Всё, что я могу наблюдать и фиксировать – как работает мой собственный организм: дыхание, сердцебиение, отток и приток крови… Интересно, как здесь моё тело может нормально функционировать… Я подношу руки к лицу, я с трудом могу их разглядеть, щупаю пульс, делаю несколько глубоких вздохов, затем задерживаю дыхание, пытаясь словно извлечь максимальную информацию от сигналов из лёгких… чем больше я обращаю внимание на своё тело, тем ожесточённее моя внутренняя борьба – мои ощущения требуют ответов, нечто ответного. Я хочу сломать барьер. Пусть это будет посредством моего тела. Если так нужно. Я могу попытаться сделать что-то. Сделать самому. Попытаться пустить себе кровь. Это может что-то изменить в пространстве. А я получу так нужные ощущения. Я предчувствую, как будет литься кровь, если я надрежу себе вены. Полный бред! Но… я подношу руки к лицу. Я вижу, чувствую, как кровь переливается, это слишком поглощает внимание. Я представляю себе, как кровь льётся, и льётся, и льётся. Нет, я только представляю это себе. Я не хочу ничего такого… Но нет ничего, что могло бы отвлечь моё внимание. Прекратить! Дать себе установку! От вида крови кружится голова. Но ведь крови нет! Моя голова запрокинута вверх, я вижу только белую пелену. Если и есть кровь, то она внизу. Не смотреть вниз! Тут же смотрю вниз, но не вижу своих рук в тумане. Если поднесу их к лицу, то опять увижу кровь. Нет! Я прокручиваю одни и те же вспышки чувств. Искусственное закорачивание ведёт к разрыву… Получено!
Я почувствовал дуновение. Белая туманность не претерпела никаких изменений. Но я ощутил прохладный воздух, обдувающий мне лицо и руки. Что бы это ни было, я получил отзыв. Я чувствую! Я цепляюсь за это ощущение, прокручиваю его перед собой, вживаюсь в него, оно переходит в переживание. Я наблюдаю, нахожусь в пограничной зоне между ощущением и переживанием. Невозможно долго удержаться, это кружит голову. Я возвращаюсь в туман, обретая спокойствие. Я дышу. Я слежу за биением сердца. Я жду опять. Меня отбрасывает в воспоминания. Я полагаю, что пространство становится иным. Но стоит мне сосредоточить на нём внимание, и я опять вижу туман. Что-то не даёт мне из него выйти. Точнее, это «что-то» я сам. Я натыкаюсь на «разрыв» и возвращаюсь в туман. Это даёт какое-то облегчение, выводит из оцепенения, как будто… я поместил сюда свою идею о гармонии. Но теперь… так не может продолжаться.
Я пытаюсь сделать шаг вперёд, вытягиваю перед собой вперёд руки и… что-то невероятное – я натыкаюсь на стену! Такую же белую, как и туман, но твёрдую. Становлюсь к ней вплотную, пытаюсь её рассмотреть и найти её границы. Но, насколько я могу видеть, стена совершенно однородна и расходится вверх и по сторонам на необозримые границы. Я отчётливо понимаю, что это не может быть стеной больницы. Это то, к чему я шёл, сам того не осознавая. Всё, что я имел в виду под словом «разрыв», здесь. До него один шаг. Но я не смогу этот шаг сделать. Я не способен. То, что я нашёл, не являлось тем, что я искал. То, что я нашёл, это я даже не знаю, где теперь. Но… что такое? Стена начинает накреняться в мою сторону. Я пытаюсь упереться в неё, но это всего лишь усилие песчинки по сдерживанию огромной волны. Я уже теряю равновесие и падаю. Стена медленно опрокидывается на меня. Я вижу её перед глазами. И это похоже на то… как словно она медленно бледнеет. И всё медленно бледнеет, сжимается. Какое-то последнее мгновение… Неужели… это… всё?
(четырнадцатая глава из повести "Пересказанная история")
ID:
627524
Рубрика: Проза
дата надходження: 10.12.2015 01:14:42
© дата внесення змiн: 14.10.2018 22:14:57
автор: untalented
Вкажіть причину вашої скарги
|
