Папина дочка.
Публичное одиночество говорит ей
«Знаешь, а ты не настолько и прочна».
В три часа ночи ведь ты не спишь,
а впрочем,
даже и спать не хочешь.
Ложишься себе ближе к утру
и каждый раз обещая
вот завтра, я точно усну
рассвет совсем не встречая.
А ближе к полуночи
снова себе накручиваешь
и снова не спишь, пока не скажет будильник «привет»
Мамина дочка
сдает в кассу вокзала обратный билет,
курит ровно по пачке,
поджигая за раз пол короба спичек,
и покупает новый, пока на работе обед.
Тихо в себе хранит память о том,
кому на плечо положила голову
пока мчался тихо себе первый метрополитен,
пока раздувало свои щеки солнце,
а ночь дарила поводы для перемен.
И от случая к случаю
кто-то сверху злобно подшучивает
говоря ей в затылок «да ладно тебе, все ведь будет ок!»
Сестрица,
скажи а, сколько ведь было тех,
кто след оставил уйдя, и не захлопнув дверь,
и сколько после сорвано было в ней петель?
И метель сколько раз срывала шапку
пока ты шагала вдоль по бордюру
и распевала в пол голоса знакомый до боли припев?
Границы ставят условия,
а мы все так же немногословны,
но спасибо тебе хоть за те 12 цифр некого шифра
в моей телефонной книжке переполненной и без того.
Остальные лица
дают слабинку в растворимой гуаши
каждому и в сердце каждого.
Может, это и лишнее,
но ведь попытка быть непогашенной
в пепел не превратится.
Каждый март коты открывают рты
и орут всему миру о вечной любви.
Только что-то от этого чувств – не более чтоб болит
и не менее,
чтоб планета не вышла из своей орбиты…
Глупо.
И, если вот честно, то от всего этого «родного» тошнит уже.
и...
сколько бы сахара не было
в пачке мятного Орбита
все равно чья-то лампочка до рассвета по сей день горит...