Джеймс
Первый раз за все время от начала учебного года Джеймс проснулся еще до будильника. Первой мыслью в юной голове школьника была бессмысленнейшая, как ему казалось, надежда, что он каким-то чудом смог обмануть природу – проспать три дня и проснуться уже в выходной день. А что, неужели только в фантастических книжках можно переноситься во времени и делать прочее невозможные вещи. Быть может, он сам научился путешествовать во времени. С каждой секундой тишины эта мысль все упорнее укоренялся в голове парнишки. Детское воображение уже начало строить иллюзии – что бы он сделал, если бы действительно научился путешествовать во времени. Конечно же, первым делом он перенесся бы на месяц – или сколько там прошло с того злополучного дня – и ударил бы того задиристого пацана из параллельного класса вместо того чтобы уйти с накатывающимися слезами.
Но, к своему глубочайшему сожалению, Джеймс оказался прав. Мысль действительно была нелепой. На столе возле кровати надрывался будильник – самый верный слуга человека, которого, тем не менее, никто даже не думает наградить хотя бы банальным «спасибо».
Почему-то мне она всегда представляется в виде пожилой женщины, вечно пытающейся омолодится. Наиболее разрекламированные крема призваны сгладить морщины на ее немолодом лице, лучшие пластические хирурги не устают делать ей подтяжки кожи то тут, то там, а кровавого цвета помада скрашивать бледнеющие губы. Именно в таком виде эта женщина преследует нас всю жизнь, и только когда она отойдет покурить свои утонченные (если такое слово уместно) сигареты, мы получаем несколько минут свободы. Мы, освобожденные от ее пристального взгляда готовы парить над землей, доставать звезды и с диким хохотом Владыки Мира Сего бросать их в грязь. Но стоит ей затушить сигарету и вновь составить нам компанию, как звезды становятся дальше, а гравитация сильней.
Имя этой старухи Рутина. Впрочем, я отвлекся от дел нашего героя, хотя и, вверив его в руки этой пожилой мадам, перестал за него беспокоиться. Под ее присмотром Джеймс уже успел умыться, почистить зубы, съесть завтрак, собрать портфель и попрощаться с мамой (отец всегда уезжает на работу когда все еще спят). Уже стоя на пороге, он снова улыбнулся своей утренней мысли и искренне пожалел, что она не стала правдой.
По известным одному ему причинам, Джеймс невзлюбил школьный автобус и до храма науки добирался на купленном в прошлом году велосипеде. Раньше, когда автобус нагонял мальчишку, тот начинал неистово крутить педали, желая придти к финишу первым. Дабы Джеймс не потерял интерес, добрый водитель иногда сбрасывал скорость, обеспечивая детям красоту зрелища, а отчаянному велосипедисту радость победы. Теперь же парень выезжал из дому специально позже, чтобы не встретиться с автобусом – все игры когда-нибудь надоедают.
Можно было бы рассказать о красоте осеннего утра, которую наш герой упорно не замечал. Он не замечал все кроме освежающей прохлады, которая, не одень Джеймс теплый свитер, могла показаться холодом. Восходящее своей извечной тропой солнце, казалось, лавировало между серыми тучами, грозившими извергнуть на город дождь, иногда все-таки попадая в их капканы. Некоторые деревья, уже смирившись с неотвратимым, окрашивали свои листья в желтый цвет, но многие непоколебимо стояли зелеными.
В пяти часах в школе не было хоть чего-нибудь значимого для Джеймса, разве что в памяти отложилась сегодняшняя порция гранита науки, так толком и не переварившись. Обычное расписание на среду, алгебраические уравнения – сложные и не очень, нудные рассказы историка, садистские картинки рассеченного надвое человека. И, конечно же, привычные мечты о девочке на передней парте.
Интеллектуальный труд, как известно, полезно сменять физическим. Для разгрузки парню достаточно было бы просто доехать домой на велосипеде – и никакая гиподинамия ему бы не грозила, но он любил спорт. А конкретно футбол, не тот который американский футбол, где огромные мужики засовывают пластмассу под одежду, чтоб выглядеть еще больше; не тот, где мяч больше похож на яйцо, а слово «foot» в названии является атавизмом. Нет, этот вид спорта никогда не сможет тягаться с игрой миллионов, как бы ни старались его изобретатели. Мальчик любил настоящий футбол, где название связано с действием напрямую, где присутствуют и радость побед, и горечь поражений, и красота дриблинга, и грязь фола, невероятные голы и ошеломляющие судейские ошибки.
Пожалуй, людям далеким от футбола вряд ли интересно будет слушать о красавцах-голах Джеймса на тренировке (некоторые, возможно, даже не знают где «девятка» ворот, а где «шестерка», а наш юный спортсмен несколько раз попал и туда и туда), об искуснейших финтах, выверенных подкатах, которые никогда не удавались лучше, чем сегодня. В общем, можете поверить, тренировка не только пошла на пользу нашему герою, но и здорово подняла ему настроение.
Попрощавшись с тренером и друзьями по команде, Джеймс направился к своему велосипеду с желанием поскорей вернуться домой, ведь тренировка задержалась, и мама могла волноваться. Уже подходя к велосипеду, он почувствовал жуткую слабость, тело будто стало раза в два тяжелее, голова закружилась. «Что-то должно случиться» - пулей вонзилась мысль в голову, словно она была не частью его разума, а неким инородным предметом.
Джеймс резко крутанул руль влево – чудом (с его-то зрением) он заметил в сумерках, перебегающего дорогу ежика. Угораздило же! А ведь Джеймс мог убить это маленькое животное! Просто ни за что лишить его жизни. Не специально, но убить!
Нельзя сказать, что наш герой чрезмерно любил природу или был из тех, кто «и мухи не обидит», но в то мгновение он испытал сильный шок. «Давать жизнь? Забирать жизнь? Кто вправе это делать?» - крутилось в мозгу мальчика. Никогда такие мысли не посещали его, но сейчас он думал и не мог остановиться. «Что есть жизнь? А что есть смерть?» - тысячи, миллионы лет люди ломали голову над этим, и не просто люди, а ученые мужи, познавшие столько, что, назвав знания Джеймса каплей в море их знаний, мы бы ему польстили. Но он чувствовал – сейчас придет озарение. Еще мгновение и он будет знать все до единой тайны мироздания, на все вопросы мира у него будут ответы, у Вселенной не останется от него никаких секретов. Еще миг и…
Ни света, ни тьмы – это состояние не подвластно общепринятым человеческим терминам. Жизнь и смерть слились. Просвещение? Возможно, да скорее всего – это оно. Озарение…
Конец иллюзии.
Амели
Один шаг отделял ее от вечности – каких-то жалких полметра, или даже меньше. Ночь, ослепляющего своими огнями вечернего города, пожирала свет, заглатывала его, как заглатывают киты воду для того чтобы поживиться планктоном. А ночь, похоже, питается чувствами, чувствами светлыми и нежными прогуливающихся влюбленных пар, серыми и бездонными чувствами отчаяния и пустоты, тех, кто так и не стал парой. Отчаяние – одно из сильнейших чувств, оно способно не только отбирать энергию у человека, в глубоком порыве оно способно дать человеку невероятную силу, заставить его сделать, казалось бы, невозможные вещи. Отчаяние. К сожалению, оно очень редко имеет конструктивное направление.
Причиной этого неотвратимого желания шагнуть была самая, что ни на есть заезженная тема. Конечно же – неудавшаяся любовь. Любой ее знакомый мог бы сказать, что, мол, не стоит этого делать, она еще молода и найдет свою половинку, да и сама она могла бы себе сказать это. Но, мысль не уходила дальше сегодняшнего вечера с его красивой траурной развязкой.
На планете миллиарды людей, каждый из которых передумывают сотни мыслей, делают тысячи движений в день – чего будет стоить ее смерть? Ее, такой бедной и несчастной, Амели, которой так не повезло в жизни. Пусть она и осознавала, что сама утрирует, даже удесятеряет, масштаб своего горя – прервать это наслаждение отчаянием было выше ее сил. Да, именно наслаждение, не стоит думать, что перед осуществлением суицида человек чувствует боль и ему это неприятно – боль действительно есть (хотя в большинстве случаев и очень раздутая), но человек испытывает к ней страстную мазохистскую тягу.
Человеческий разум создан для постоянной работы и если люди не создают проблем, которые он должен был бы решить, то разум сам начинает создавать для людей проблемы. Если не напрягать свой ум задачами из внешнего мира, он начинает находить их в собственном внутреннем мирке, делать из мелких неприятностей глобальные катастрофы. Самое плохое в этом случае, когда разум натыкается на проблему собственной ненужности – казалось бы, мелочь, но природа решает такие проблемы самым радикальным образом – ненужное подвергается уничтожению. Так и запускается программа саморазрушения, толкающая человека на совершение самоубийства.
Ступни подвинулись еще на несколько сантиметров. Теперь ее новые, самые модные кроссовки, которые не так давно Амели сама тщательно выбирала, упирались в небольшой выступ на границе крыши. Зачем нужен этот выступ – он не спасет отчаянных самоубийц от губительного прыжка, он предоставлял человеку выбор – жить или нет – всего лишь напоминал о близкой опасности, кричал: «Стой! Еще не поздно передумать». Сколько людей так и не стало бы парашютистами, если бы такой порог был в самолете, если бы вместо уверенного и бесстрашного инструктора, выталкивающего сомневающихся, стоял какой-нибудь слюнявый философ, рассуждающий стоит ли удовольствие риска. Это была грань, которая разделяла реальность и небытие. Для девушки эта грань должна стать последней.
Так или иначе, она все уже решила. Родители будут горевать, любимый человек пожалеет о своем поступке, подруги будут вспоминать только ее хорошие дела. Все будет так, только ее не будет…
Амели поставила ногу на выступ, наклонилась, посмотрела вниз – обычная улица, обычные люди. Сознание колыхнулось от понимания того, что сейчас она сделает что-то поистине ужасное, внесет свою лепту в сегодняшние вечерние новости. Да ее же покажут по телевизору, или не покажут… Нет, то что от нее останется вряд ли будут снимать. Легкое головокружение вмиг исчезло, когда молодая леди подняла вторую ногу на порог, словно на эшафот.
Мгновение и она уже в воздухе, нещадно бьющем ее лицо, будто бы пытающемся вразумить ее, что этого делать не стоило. Но – поздно. Казалось, прошло не менее десяти минут, пока асфальт стал близок, хотя наверняка прошли только секунды. Сейчас ей будет больно, в последний раз. Она надеялась в полете потерять сознание, чтобы не почувствовать эту последнюю муку. Сознание она не потеряла, древнейшие инстинкты, заложенные матушкой-природой, в паническом страхе терзали ее разум. Теперь должен быть удар…
Его не было – того неотвратимого столкновения непроницаемой толщи тротуара и юной хрупкой девушки не случилось. Оставалось не более трех-четырех метров, когда все внезапно поплыло, начало стремительно исчезать. Нет, это не угасало ее сознание, Амели была в этом уверенна, – весь мир действительно терял привычные грубые формы.
Не стало вообще ничего, только душа, или как называют то, что от нее осталось, девушки начало биться в истерическом смехе. Она смеялась с этого мира, его неспособности противостоять разрушению, смеялась с миллионов лет эволюции и тысяч лет прогресса, и, конечно же, со своей любви. Ведь она любила саму себя, саму себя в другом человеке – наверное, это было высшей формой эгоизма. Весь мир был воплощением вселенского эгоизма…
Конец иллюзии.
Сергей Иванович
Вечерний выпуск новостей подходил к концу. Искусственно красивая (и как им только удается создавать такую «лабораторную» красоту) ведущая уже успела рассказать почти все, что должна была – про свежие данные экзит-полов с очередных выборов, про проблемы каких-то школ в каких-то Богом забытых трущобах, про новую эпидемию в Африке, космическую задолженность Америки, и, естественно про несколько новых катастроф. Под торжествующие рассказы ведущей и репортеров обо всех этих весьма прискорбных событиях Сергей Иванович задремал. Его сознание ловило обрывки фраз с динамиков телевизора, и играло с ними, сплетая чудные узоры ассоциаций, создавая старику нечто вроде сна.
Обычные серые будни. Ничто не согреет прожившего жизнь человека, повидавшего виды, испытавшего, если не все земные радости и печали, то многие из них. Любое слово, вылетевшее из уст прелестной дамы по ту сторону экрана, вызывало целый букет воспоминаний, нет, не фантазий – именно воспоминаний. С возрастом возможности разума к созиданию притупились, да и желания что-то творить пропадало с каждым таким серым днем. То, что люди называют жизнью, взяло у него все, что могло взять, и дало все, что могло дать.
Теперь оставалось только ждать. Ждать чего-то, что обязательно случится, неведомо как, неведомо когда, да, в общем, и неведомо зачем. Хотя нет, смысл у этого, наверное, есть – нужно уступать дорогу молодым. Не коптить больше небо, не переводить пищу и кислород. Он более не был полезен обществу, и последнее терпеливо ждало его неотвратимой кончины. Чтобы сразу после нее, немного погоревавши, кто для виду, а кто и вправду от искренних чувств – у старика найдутся и те, и другие, в этом он был уверен – растерзать его накопления, пускай их и было не так много.
Сергей Иванович не раз думал, как это произойдет. Что он скажет тому, кого увидит после смерти, тому, кого все называют Богом, и который будет решать его дальнейшую судьбу. Некоторые говорят, что Бог кладет на весы все поступки, совершенные человеком за жизнь – на одну чашу хорошие, на другую плохие. Чего будет больше у него? Да как вообще кто-то может так резко делить все на плохое и хорошее, пусть этот кто-то и является создателем всего сущего? Как можно отличить хорошее от плохого, если не существует объективного добра так же, как не существует объективного зла. Все это имеет смысл лишь по отношению к конкретному человеку.
Зачастую, так и не приходя к чему-нибудь логически обоснованному, Сергей Иванович гнал весь этот философский бред подальше. Все эти рассуждения… кому и зачем они нужны? Он скоро отправится в мир иной, если такой, конечно, существует, и там у него будет уйма времени на обдумывания подобных вещей. Во всяком случае, так считал пожилой мужчина. Хотя он и слышал, что на том свете времени нет. Не факт, что время есть даже в нашем мире, ведь это всего лишь искусственно введенный человеком термин, для его же удобства введенный. По сути, что меняется со временем? Всего лишь маски, картинки, внешний вид материальных вещей. Все остальное вечное – завтра люди будут так же безумно любить, как и сотни, тысячи, может и миллионы лет назад, ни через сто, ни через двести лет люди не будут ненавидеть как-то иначе, чем сейчас, а чувство одиночества будет также терзать людей в селах и мегаполисах, как терзает сейчас. Чувства и эмоции вечны, они словно константы, оглашенные вначале программы, программы под названием жизнь. Законы природы пронизывают весь наш мир во все времена, будто регулярные выражения, встречаются нам во всех эрах и эпохах, практически не изменяясь.
Сергей Иванович больше не открыл глаза. Вначале он подумал, что это и была смерть, столь непонятная и всегда незваная гостья, но потом начал понимать, что это нечто иное. Если это и была смерть, то она пришла не только за ним, а за всеми сразу. Весь мир, казалось, пал под ее косой. И почему именно косой? В наш век тотальной милитаризации могли бы придумать ей оружие и получше. Да, впрочем, неважно – думать ни об этом, ни о чем другом больше не хотелось. Только тишина и покой. И осознание вмиг всего мироустройства, всех тайн природы, которые тысячи лет пытались открыть лучшие умы планеты. Все закончилось, этим холодным октябрьским вечером все закончилось…
Конец иллюзии.
Эпилог
Нет, Он не осознал это только сейчас, Он знал это всегда, всю свою жизнь, нет в отношении Него слово жизнь неуместно, просто всегда – от сотворения мира и до его окончательного разрушения. Конечно, ничего не стоит создать новый мир и жить в нем, как прежде, жить камнем, с мыслью замедленной, жить травинкой, испивая каждое утро божественный напиток росы, жить томным могучим деревом, жить грациозной птицей, жить человеком… Играть все возможные и невозможные роли, по-своему обустраивать любые декорации, любить, ненавидеть, созидать и разрушать. Но вопрос смысла – как кость в горле, сидел, не давал начать все сначала. Мешал создать новую иллюзию, опять окунуться в самообман, пускай и столь красочный и яркий, но, все же, самообман.
Раньше сама жизнь была для Него смыслом, единой целью его творенья был мир – такой, каким он был до недавнего разрушенья, со всеми его достоинствами и недостатками. Он – Абсолют этого мира, воплощение Порядка, как единственного противовеса Хаосу, Он – все, на чем держался мир, Он – та совокупность энергий, которая составляла внутреннюю сущность столь непохожих друг на друга Джеймса, Амелии, Сергея Ивановича и еще миллиардов людей и нелюдей, живших когда-либо на планете Земля или в каких-нибудь других мирах. Окунувшись с головой в свою игру, Ему удалось забыть все – забыть прошлые попытки создания миров, забыть космическую пустоту, что вечно окружает Его, забыть, в конце концов, то одиночество, что всегда довлело над ним. Теперь всего этого нет, нет никакой планеты Земля с ее неразумными обитателями, нет и других планет, все просто исчезло.
Они существовали всегда – Порядок и Хаос, два полюса одного магнита, два постоянно враждующих лагеря. Во скольких мирах велись их сражения, сколько битв было проиграно каждой сторонами? Вряд ли человеческий разум способен воспринять это число, да и вряд ли такое число вообще существует.
А дальше что? Теперь они будут играть на поле Хаоса, теперь Порядок должен сеять зерна совести в камень черствых сердец, или того что будет на их месте? Быть может, это все-таки когда-нибудь прекратится? Может когда-нибудь появится мир, где Они, вечные враги, смогут существовать в гармонии, возможно, все-таки каким-нибудь сверхразвитым существам удастся уместить в себе частички их обоих, не давая возобладать одной из них? А что, если это действительно удастся? Что тогда? Будет ли у них смысл дальнейшего существования?
Наверное, есть такие вопросы, на которые не способен ответить и сам Бог.
ID:
287258
Рубрика: Проза
дата надходження: 19.10.2011 20:16:46
© дата внесення змiн: 19.10.2011 20:16:46
автор: otshelnik
Вкажіть причину вашої скарги
|
