Если когда-нибудь вы встретите меня на окраинах этого Вавилона, я буду рад вам помочь…Выбраться.
Это продолжается уже два с половиной года, после того как невидимой нитью Кастанеда связал нас с потусторонним миром. У кого-то по ту сторону демоны и призраки, а у меня – бескрайнее небо и холмы, усыпанные цветами.
Мы курим так много, что перестали быть частью этого мира. Абсолютное отторжение. Все эти придурки с дредами, в вязаных цветных одеждах – жалкое зрелище, только заманивающее миллионы еще более глупых существ в мир неоправданных иллюзий. Растафарай)))
Но мы другие. Нас нет. Мы проводники.
Ты стоишь на балконе с сигаретой и горячим кофе, в ожидании рассвета, и мы приходим. Мы выманиваем тебя из твоей дурацкой клетки нашпигованной тысячами прибамбасов: холодильник двухкамерный, сухая заморозка, 4 режима охлаждения; новеньки телевизор LG, айпод, айпад, макэйр, айфон, блэндер «Браун», микроволновка Samsung, тостер, стиральная машина. Все работает отменно и слажено. 8 розеток, 6 люстр, 1 бра, 2 настольные лампы.
Маленький электронный рай.
Мы – это нимфы, эдельвейсы, падающие с неба, огромные водопады и бескрайние океаны. Мы – миллионы галактик. Мы – небеса.
Но мы уходим. Ты возвращаешься в «РАЙ», потом в систему «раев» и помещений обеспечивающих «РАЙ». Но нам туда нельзя.
***
Я люблю рассветы. Но встречаю их зачастую только в поездах. С сигаретой в тамбуре… Они наплывают из-за мелькающих в окне деревьев. Мы вдвоем и я совсем ничего не знаю о ней. Она курит Парламент, я – Винстон. У нее белые вьющиеся волосы, длинная юбка и свободная блузка, белые босоножки на маленьких красивых ступнях, зеленые глаза и запачканные акварелью руки.
Я ей что-то рассказываю про музыку, про new-age, про James Brown, она обещает, когда вернемся в купе показать мне несколько своих карандашных набросков.
Нам приносят чай, я хвалю её рисунки, а она с надменностью и, в тот час, с какой-то надменной кротостью, шепчет «спасибо». И я, как всегда, по глупости забываю забываю записать ее номер телефона. Уже в маршрутке с грустью представляю её обнаженные бедра и розовые соски, эфемерно доступные сквозь серое стекло где-то в тумане растворившихся хрущевок моего родного города.
Мы разбавляем с друзьями рутину в стандартных скверах красными глазами и холодным пивом. Я уже ожидаю своего очередного отъезда и все это вросло монолитом в моё засоренное сознание.
***
Если вы встретите мня когда-нибудь на окраине, я вам предложу попробовать лимонад, который разливают в одном из лотков на перекрестке двух улиц и вы долго будете удивляться существованию радости вне рамок вашего понимания этого чувства.
Вы – человек покоряющий карьерные вершины в крупных компаниях или успешный бизнесмен, вы – сумасшедший гений или наплевавший на все талантливый музыкант ведущий свою линию к саморазрушению…
Будете искать дружбы со мной!
Из тысяч различных цветов мой любимый – ромашка. Вы видели любовь? Вы можете её чувствовать, можете о ней думать, думать, что она есть или её нет, но только я могу гулять по окраинам с ней за руку. Только я умею её слушать и только меня она будет слушать. Она не слепа, просто у неё своя система ценностей. И только я знаю эту систему.
Вы – человек, доведенный до отчаяния. Я помогу вам прыгнуть…
***
Она сидела среди огненных лилий и нежной травы. На коленях у нее был планшет, а в руках – карандаш, её волосы были собраны на затылке в несуразный комок, из которого свисал один локон, почти до плеча. И еще у нее было очень красивое лицо, а у меня – «Оболонь» светлое и буря мыслей в голове. Солнца не было. Были скользящие сквозь кроны деревьев лучи.
- Привет, - она отложила свой планшет, увидев меня еще издалека.
Я улыбнулся.
- Вот теперь я должен взять у тебя номер… Я навязчивый… Нет… Тьфу… Я сумасшедший!!!
Она встала, подошла ко мне и поцеловала в губы. Обычно в такие моменты что-то незаметное обволакивает небо удивительно красивыми картинками обнаженного космоса.
- Пиво… – она посмотрела на меня
Я поднял чуть выше бутылку, что держал в руках и ухмыльнулся смущенно.
***
Если вы встретите меня когда-нибудь на окраине, я не буду одним из тех, кому нужно будет что-то говорить. В этом мире всегда есть люди, которые знают о человеке немного больше чем он сам. Я не знаю о людях абсолютно ничего. И если вам нужно будет забыть всё, что вы знали, я расскажу вам знание, которое вы забудете тут же вместе с тем, что знали когда-то.
***
Оголтелое небо сыпало миллиардами фотонов далеких галактик. Ветер слегка подергивал сочившиеся в меня сквозь темноту её волосы.
Я держал её талию одной рукой, другой чувствовал всю нежность, дрожавших в порыве страсти, бёдер…
Море было там, будто бы каждым клочком своей безмерности ощущало те тонкие грани наших душ, которые соприкасались в данный момент. Шум.
Сложно описать то, чем ты будешь, быть может, всю оставшуюся жизнь дорожить. И уже утро накатывалось на, только что девственный, но теперь наполненный нашими мыслями пляж, накатывалось, как те волны, что рождались где-то далеко в море за невидимой полосой и теперь в реальном времени разбивались о черту берега.
Её одержимость. Моей прекрасной художницы. Иногда мне казалось, что это – за рамками, где-то в зыбких частотах абсурда. Но она рисовала свою картину, прекрасная и не прикрытая ни единым клочком материи…
***
Если вы встретите меня когда-нибудь на окраине. Вы спятили? Вам открылся странный секрет, т.е. вы – особенный в этом мире? Вы под кайфом? и пожалуй не стоит больше употреблять тяжелые наркотики.
Еще сотни вопросов. Странно, но все они завихрены ветром мысли вокруг понятия нормальности.
Наверное, ответ прост…
***
Это красивый городок на побережье. Маленький уютный со своими суевериями и предприимчивыми жителями. В воздухе всегда звук и запах моря, вперемешку с персиками, дымком жареного подсолнечного масла и непритворного спокойствия.
Она много рисует, я что-то записываю в свой путевой блокнот, и мы гуляем, разбавляя романтику речевыми ретроспективами., познаем миры, которые с каждой секундой схлёстываются в порыве стать Вселенной. Полуобморок счастья.
- Ты любишь рассвет?
- Нет, наверное.
- Почему?
- Потому что он каждый раз забирает тебя у меня. Ты много рисуешь!
- Много, - она выдохнула это «много», будто оно было обречением на что-то грустное и бесповоротное.
- Ты умираешь?
- Нет! А почему ты спрашиваешь? – она, кажется, даже не удивилась моему вопросу.
- Мне просто интересно, думают ли люди, что они умирают или им кажется, что их удел – вечная жизнь. По-моему, им так и кажется…всегда.
- Ты себя как-то странно ведешь.
- Это газировка, по-моему, в этот сироп что-то подсыпают.
Она рассмеялась.
Мы старались держаться подальше от набережной и гуляли в сквериках вдоль кипарисовых аллей, где пахло сахарной ватой и лаврой. Она держала меня за руку, а я рассказывал ей о близких мне концепциях кубо-футуризма, ранних работах Гриса и Дали. Я цитировал монографию Глеза и Метценже. Перелопатил буквально все эпохи, чтобы показать, что их эпоха – величайшая.
Она не знала кто все эти люди, ей, наверное, не было в се это интересно, но она послушно внимала все, что я ей говорил. Для неё не существовало Рембрандта, Пикассо, не было ни Дебора Ги, ни Леже, ни Сезана. Для неё были созданы акварель, гуашь и десятки различных кисточек, пять карандашей и огромный блокнот с эскизами. Вот её мир. Миллиарды лучей отражающих окружающий мир ей в мозг, светотени, оттенки, контрасты. И никаких концепций; риторика – в образах, а не в терминах, исследование мира и души, а не течений и умов. Она была богиней. Богу не нужно стараться, не нужно размышлять или углубляться во что-то, чтобы понять суть. Он – грань все.
Нам так понравился этот городок, что трудно было с ним расстаться, когда август уже предвещал конец этих беззаботных летних дней.
Я боялся осени. Той осени, что забирает её у меня, забирает её каждой своей частью. Каждой секундой.
Осень - это нудная рутина будних дней вперемешку с вечерним пивом и выходными идеями по типу путешествий вдоль адекватности своего рассудка.
***
Если когда-нибудь вы встретите меня на окраине, я буду рад вам помочь.
***
Я отпустил её опухшую руку, чувствуя, как глаза мои спекаются в невыносимой боли.
- Глупышка…
Она лежала, казалось, не дыша и где-то в своём глубоком мирке, в котором плавало её обесточенное сознание, даже не слышала моего голоса.
Мои мысли расслаивались на два огромных пласта. Я уже знал и перестал ужасаться этому знанию. В конце концов, она останется инвалидом на всю жизнь. Мне стоит с этим возиться? Это не моя жизнь!
Я вышел на улицу и закурил. Привычный Винстон.
- Где ты? – я шел вдоль здания, с которого она прыгнула, глупая, безрассудная, что-то пытавшаяся доказать.
- Я тут! – я увидел себя стоявшего с бутылкой минералки на обочине тротуара.
И не было его этого стандартного бреда про окраины и про его… впрочем не важно. Он стоял за руку с ней, с моей художницей, которая лежала без сознания в той, по-глупому, обставленной цветами палате.
- Я нарисовала для тебя звёзды! – она протянула мне большой тубус.
- Зачем мне эти звёзды?
- Пусть у тебя будет то, чего ты никогда не сможешь коснуться по-настоящему.
Я взял тубус и пошёл прочь вдоль каштановой аллеи в свой привычный мир. Мир где всего в шести метрах над землёй было всё, что мне нужно.
ID:
452545
Рубрика: Проза
дата надходження: 04.10.2013 10:40:37
© дата внесення змiн: 04.10.2013 10:40:37
автор: don T drink
Вкажіть причину вашої скарги
|
