О счастливчик, не ведаешь боли в костях
от живуче-кровавого пота,
И холодный метал на девичьих кистях
Не твоя ни тоска, ни забота.
Улыбаешься сыто, приют обретя,
У хозяйки дорожной таверны,
Но железный корсет на девичьих костях
Очищает колдунью от скверны.
Ты прокрался в мой дом, поедая мой хлеб,
Неприкаянный горький повеса,
Но меня повезут на испанском осле
И посадят в горячее кресло.
И слова твои мёд, и глаза твои клад,
И горячие губы - истома,
Но пронзает меня за иглою игла,
Попрекнув ведовством и содомом.
Ты смотрел восхищённо на пышный огонь
И фарфорово-белое чрево.
Но умрёт не во сне у меня ведогонь,
Переласканный нюрнбергской девой.
Ты учил мастерству понимать по руке,
И соски щекотал ковылями,
Но мешчком с костями нога в сапожке,
А с шипами ещё ковыляла.
Ты шептал, что весь мир под себя подомнешь,
Если я раздобуду марухи,
Но занёс инквизитор над косами нож,
И скользнула скиромо по уху.
Мой учитель, любовник, мой преданный раб,
Нанеся мне удар и визиты,
Ты ушёл, не прощаясь, с чумного двора,
Оставляя меня инквизиту.