Когда-нибудь об этом времени будут говорить как о времени,
когда писались стихи.
Скажут так – тогда было так много воздуха, что говорить было необходимо.
Сам воздух этого времени был выразительней
любых стихотворений.
Огонь был убедительней.
Красноречивей молчание.
Когда-нибудь это время напомнит о себе металлом,
вшитым под кожу, на месте излома, на месте перехода,
там, где свет иногда напоминал темноту,
там, где собственную слабость мы принимали за мужество.
От этого времени останутся стихи, вложенные в дыхание мужчин и женщин,
стихи среди тишины, будто трава среди зимы –
когда поздно бояться боли, когда некуда отступать перед нашествием снега,
когда своим одиноким звучанием напоминаешь всем об оттепели.
Когда-нибудь я буду говорить об этом времени,
как о времени твоего присутствия,
времени твоего проявления в моей речи, времени, когда мир стоял
у тебя за плечами, когда ты переводила дыхание –
и огня становилось меньше,
когда над деревьями в парке стоял туман,
словно тёплое дыхание над детьми, выбегаюшими из школы.
Нельзя забывать ничего из того, чем нас искушали.
Нельзя откладывать на потом работу,
на которой держится дыхание.
Нельзя – задохнёмся, оступимся, перестанем верить
своим деревьям, своей реке, тёмным листкам неба.
Именно сейчас трудно быть травой.
Именно сейчас особенно тревожно за сломанные стебли.
Ты оборачиваешься и начинаешь говорить.
Я тебя слышу.
Я тебя понимаю.
(Перевёл с украинского Станислав Бельский)
