Я хорошо знала ту песню и просто хотела
петь вместе с ними; пела я хорошо.
Хотелось быть частью целого, не каким-то
случайным обломком.
Но они стояли плечом к плечу, ко мне затылками,
будто сзади пустое место,
не впускали меня в песню, не оставляли мельчайшей щёлки.
Должно быть, из-за моего характерного акцента.
Жестокие дети, что спят все вместе
под лоскутным одеялом Европы,
всегда подсчитывают, сколько и кому причитается
дырявого её тепла.
Было так горько, я заплакала и пошла тогда прочь.
Зареклась бывать на их праздниках.
В конце концов, правильно решила, ведь тем,
кто играл на скрипке и пел, пока другие люди
опадали на них сверху клочками тёмного пепла,
лёгкие должен был выжечь обычный воздух.
Так я думаю.
Жаль только,
что я после этого больше не пела.
Но и хорошее было: без маминой помощи
научилась заплетать и укладывать длинные свои волосы
так, чтобы стать похожей на бабушку.
Была успокаивающе плавной,
почти как песня, эта процедура.
Жаль только,
что у пепла больше нет длинных кос.
(Перевод с украинского)
