Слишком много политики, во всём – слишком много политики.
Жизнь не требует такого количества наших поправок.
Поэты запихивают политику в жизнь,
будто кулак в боксёрскую перчатку.
Пока нежные читатели сетуют:
опять политика, – поэты снова пишут о ней.
Во всём слишком много политики, – сетуют читатели, –
давайте лучше говорить о небе над городом.
Так прекрасно высокое небо этого года.
Давайте говорить о том, как оно
отражается в женском глазу.
Хорошо, давайте поговорим о небе в женском глазу.
Мёртвом женском глазу, в котором под утро
отражаются перелётные птицы,
а ночью отражаются северные созвездия.
Красный от горячего предвечерья,
радужный от утренних дождей
глаз, который смотрит из перспективы смерти, –
давайте поговорим о нём.
Или давайте говорить о будущем.
В будущем будет высокое прекрасное небо.
Наши дети будут сильнее, чем мы.
Почему поэты не говорят о непреклонной
детской беззаботности?
Так и есть: наши дети хорошо знают цену гражданству,
дети, выбирая между доверием и безопасностью,
теперь всегда предпочтут
сухой подвал бомбоубежища.
Почему с ними не говорят поэты?
Почему поэтам лучше удаётся говорить о трупах?
Почему им так хорошо получатся оправдывать
беспомощность взрослых?
Давайте говорить хотя бы с теми, кто выжил.
Если уж нам не удалось договориться с покойниками.
Если не вышло подискутировать
с повешенными и задушенными.
Как можно говорить о политике в государстве,
ранящем дёсны собственной речью?
Самый доступный манифест – рубленое мясо, которое
выкладывается утром на рынках, как пресса.
Самые убедительные ритмы – ровные и глухие
автоматные очереди, которыми добивают
раненых животных.
Все были предупреждены.
Все видели условия соглашения.
Все знали, что придётся платить
непомерно высокую цену.
А теперь говорите, что вам слишком много политики.
Говорите о солнечных горизонтах.
Таяние подступает к последним снегам.
Дописываются послесловия к самым страшным стихам.
Страна, словно река, возвращается к берегам,
углубляет русло,
болезненно дорастает до своей навигации.
(Перевод с украинского)
