На чердаке у мажордома
В паучьем царстве и воде
Лежали три афиши, томно
Завидуя большой звезде.
Пятидесятилетья. Немо
Сырело грязное панно.
Одну накрасили в Палермо,
Вторую – в Глазго, третью – в Брно.
Сегодня что-то затрещало
На нижних этажах. И вот
Афиша первая прознала,
Что времени осталось мало.
«На мне нарисовали скрипку,
Красотку в перьях и мехах.
Я тормозила и кибитку,
И бакенбарды в сапогах.
Малец глазел. Робел политик,
Дымил бродяга-эскадрон.
Но через день заклеил злыдень
Рекламой жёлтых панталон…».
«А я – автопортрет поэта,
Который пел про Ле-Шене.
На вечер звал с треской, секстетом,
Канканом, рифмой, Каберне.
Для центра города типично.
Сносили в нищенский квартал.
Там кто-то социалистично
Рога, синяк подрисовал…».
«Все радости, движенье, слухи
Из-за меня. Сценарий прост.
На выставку Альфонса Мухи
Я приглашала Карлов мост.
Висела. Много где. Чернела.
Другие украшали путь.
Нет никому до грязи дела.
Эй, ототрите! Кто-нибудь…».
«Пожар! Горим!» - на белом нимбе
Паук выкрикивал везде.
Афиши думали о Лимбе,
Завидуя большой звезде.
