Никому никогда не доверю,
Ни за что ни на миг не позволю
Хохотливо апрельскую вербу
Заплетать в ароматы бемоля.
Говорили: покуда живёшь ты,
Созерцая утопию кармы,
Надави на дрянные калоши
И люби карамелику шарма.
Ни священнику, ни проходимцу
Не сознаюсь немым разговором
В том, что горько в апреле влюбиться,
Если горечь насытит измором.
Но я вижу оранжевый месяц –
Это локон. Табу на касание.
От любви Степной Волк повесится,
А Лесной – замрёт в ожидании.
На неделю. На год. На декаду.
На траве. На пеньке. На небе.
Он привык не глотать шараду,
А следить за дрожжами в хлебе.
Как он любит свою златовласку!
Ненавидит и любит философ!
Как он ждёт кататонию красок
На лице утончённых вопросов.
Где ты будешь, моя дорогая,
Если вечность – легенда поэтов?
Если нет ни Эдема, ни Рая,
Ни весны, а тем более – лета?
Если вся мировая шарманка –
Это клетка чьего-то каре?
Если я дотянусь до планки,
Перепрыгнутой Жилем де Рэ?
Ненавидит и любит художник,
Задыхаясь от сюрреализма!
Карамельные локоны можно
Очертить многогранностью призмы
И смотреть. И дышать. Ненавидеть
Всей влюблённой душой мизантропа.
Тетиву куртуазную мылить,
Ожидая пришествие тропа.
Ах! За что же мне эта агония?!
Почему этот день не умрёт?
Мой триумф и моя кататония –
Это ты, карамельный восход.
Только ты подаёшь палитру
В упоительно злом кабаре.
Я тебя ненавижу за митру,
Мне подаренную Жилем де Рэ!
Эзотерик смешных карамелик,
Я играю словами, как чёрт.
Ты – последний оранжевый берег
Для моих мультимачтовых од.
Где ты дышишь, любовь мизантропа,
Если воздух исчерпан до дна?
Если мигом от яслей до гроба
Дирижирует робко Луна?
Если море внутри словоблуда
Превратилось в немое «тире»?
Я люблю тебя. Твёрдо. Покуда
Я останусь Жилем де Рэ.
Я люблю ароматы бемоля.
Карамельные локоны мая.
Никому никогда не позволю
Твоё сердце дать мне, дорогая.
