Задумчивости полные глаза,
вдруг показали всю свою усталость.
Распутство Ночи в них еще осталось,
поруганные страстью образа.
Исчезла в них там, жившая, краса,
и красок нет, жививших добротою,
и взгляд пропал, ласкавший теплотою,
а радость смыла мутная слеза.
О, Боже мой! Да в них растет тоска,
туманен и сокрыт их нежный мир.
В них Ночь готовит снова гнусный пир,
и всходы страсти нового витка.
Глаза умрут, оставив только взгляд,
где боль тоски и тяжесть всех утрат.
