Сайт поезії, вірші, поздоровлення у віршах :: Максим Тарасівський: О книгах. Часть 3. Уборка - ВІРШ

logo
Максим Тарасівський: О книгах. Часть 3. Уборка - ВІРШ
UA  |  FR  |  RU

Рожевий сайт сучасної поезії

Бібліотека
України
| Поети
Кл. Поезії
| Інші поет.
сайти, канали
| СЛОВНИКИ ПОЕТАМ| Сайти вчителям| ДО ВУС синоніми| Оголошення| Літературні премії| Спілкування| Контакти
Кл. Поезії

  x
>> ВХІД ДО КЛУБУ <<


e-mail
пароль
забули пароль?
< реєстрaція >
Зараз на сайті - 1
Немає нікого ;(...
Пошук

Перевірка розміру



honeypot

О книгах. Часть 3. Уборка

часть 1. Артефакты
часть 2. Обретение Нового Завета
часть 3. Уборка

ЧАСТЬ 3. УБОРКА

                      ...Не буду спорить с тем, кто скажет,
                      что лучше всего мне удались цитаты.
                      Я ведь и сам так думаю.

Балкон – удобная штука и годится для многого. Однако эти три квадратных метра тяготеют к накоплению хлама, как некий гнусный аппендикс: чему место не в доме, а на свалке, часто начинает свой путь по назначению именно с балкона. Потом еще бывает чулан, гараж, сарай на даче и даже специально арендованный склад. В общем, путь разного домашнего хлама на свалку – путь неблизкий.

Как-то летом мною овладело сильное желание вернуть балкону его прежний вид – ведь когда-то там помещались не только все члены семьи, чтобы полюбоваться отражением заката в окнах дома напротив, но даже небольшая детская ванна. Солнце нагревало налитую в неё воду, и так у детей появлялся пусть небольшой, но бассейн, прямо дома. Теперь же на балкон можно было только поглядеть через окно, а вот выйти – никак.

Поразительно, сколько в доме ненужных вещей! – их ведь и не отдашь никому, потому что никому они не нужны, все эти обломки, давно утратившие способность служить как-нибудь человеку. Зачем это все хранилось на балконе – совершенно неизвестно.

К концу второго дня уборки я уже был немного не в себе – так мне это все надоело. В результате вынес с балкона на свалку даже то, что еще могло бы послужить. Такие вещи безошибочно угадываются «специалистами» и там не залеживаются. Мой раж сошел на нет, только когда я обнаружил на балконе обширный картонный ящик с книгами. Университетские учебники, собрание сочинений популярного в далеком прошлом автора и обширная коллекция того, что иначе как чтиво не назовешь – вот какова была моя добыча.

Однако выбросить все это я не смог. И даже чтиво уцелело и обрело какое-то свое место где-то подальше от моих глаз. Не могу, и все тут. Рука не поднимается. Стыдно. Пусть там лежит; «пусть, может быть, кто-то выбросит это, когда меня не будет дома», - малодушно думал я, поспешно отворачиваясь от ярких обложек.

И лежат себе эти книги где-то под кроватью, в платяном шкафу, за креслом, скромно покрываются пылью, изредка попадаясь мне на глаза во время генеральных уборок. «Не сейчас», - говорю я всякий раз и это самое «сейчас» для уже обреченных книг все никак не настанет…

Вспомнить об этих книгах заставил случай. Жила в нашем доме старушка, жила-жила и умерла, как это иногда со старушками происходит. Я знал ее совсем немного – так, заходил к ней по какому-то хозяйственному делу когда-то давно. Возможно, раза два или три, уже не помню. Зато хорошо помню ее книги – старушка всю жизнь трудилась в библиотеке и к книгам относилась трепетно и с почтением. В общем, там было на что посмотреть, - хотя коллекция была небольшой, но подбиралась, видно, со вкусом и ответственно. Чтива там я не приметил.

Эта коллекция заставила меня вспомнить другую домашнюю библиотеку – огромную, раскинувшуюся в четырех просторных комнатах, в которую меня иногда пускали в детстве. Соседка имела какое-то отношение к книжной торговле, и за те десятилетия, пока она это отношение имела, она собрала все, что было достойно внимания (да и прочла, наверное все – иначе почему у ее очков были такие толстенные стекла?). И смог прочитать я немало только благодаря ее книжной страсти – тогда таких книг было не найти. Не знаю, что стало с той библиотекой потом; но еще несколько отличных домашних библиотек из моего детства очень ненадолго пережили людей, их собиравших. Наследники мгновенно сплавили все это в комиссионные магазины…

Но о судьбе библиотеки старушки из моего дома я кое-что узнал. В ее квартиру заселились родственники; года через полтора, зимой, когда я возвращался с работы, я обнаружил в подъезде две массивные вязанки книг. Остановился посмотреть – мало ли, кто-то выезжает или въезжает, просто полюбоваться на книги и полюбопытствовать, что читают нынче люди. Корешки показались мне знакомыми – и точно, все это я видел у старушки. Неужели?.. – тут мне навстречу вышла соседка, поздоровалась и кивнула на книги:
- Видали, внучки-то книги выбрасывают. Это же Марии Семеновны книги, они сегодня целый день ее вещи выносили в мусор, вот и до книг дело дошло. – И она вышла во двор, качая головой и что-то бормоча.

 Я посмотрел на стопки книг. Ну, хоть не на улицу вынесли, там снег, все бы промокло. Значит, если не страсть, то хотя бы некоторое уважение к книгам передаются от дедов к внукам…

В подъезде появился еще один сосед:
- А, любуешься? Ну, я бы себе тоже чего-то взял, но у меня во, - он провел рукой по горлу, - некуда, везде они, - от ткнул коротким толстым пальцем с обломанным ногтем в сторону книг. – А ты бери, чего смотришь, смотри, какой словарь! – И он стремительно исчез.

Вот не подумал бы, что он тоже книжник и книгочей. А словарь действительно, ценный: Ожегов, ему, наверное, лет 60, этому словарю. Ага, 1952 год, издание второе, исправленное и дополненное. Я схватил словарь и почти убежал домой.

Дома мой рассказ о выброшенных книгах встретил большое сочувствие, а дочь мгновенно обулась и поволокла в подъезд:
- Давай все заберем!

И мы спустились вниз и забрали почти все, кроме каких-то сельскохозяйственных брошюрок и тетрадей. Некоторые имена я очень хорошо знал, а некоторые оказались сюрпризом. Помню, Довлатов упоминал такого классика советской литературы – Л. Пантелеева. Но я – человек довольно ленивый; кроме того, читая Довлатова, я не могу оторваться, чтобы посмотреть, о ком это он упомянул. А потом, когда черный том Довлатова с трудом отложен, мною вновь овладевает лень.

Но Л. Пантелеев пришел ко мне сам – вот так вот, вместе со многими другими, брошенными без сожаления в подъезде. Оказалось, это он – автор «Республики Шкид»; книга была им написана в юности, она сразу же стала очень популярной в СССР и была переведена на многие языки. Критики отмечали, что молодой автор покорил всех своей писательской зрелостью – вот так вот взял и предъявил миру в свои 19 лет роман, не требующий корректуры и редактирования. Потом выяснилось, что чтение и писательство были его страстью с детства, и начал писать он для газет и журналов еще в свои беспризорные годы. Думаю, псевдоним Л. Пантелеев (настоящее имя писателя – Алексей Иванович Еремеев) мог иметь отношение к знаменитому петербургскому налетчику (и следователю ВЧК по совместительству) Леньке Пантелееву (Пантёлкину), хотя это только мое безответственное предположение.

«Республику Шкид» он написал вместе со своим другом, тоже бродягой и беспризорником, Григорием Белых. В 30-х годах Белых был расстрелян; Пантелеева тогда тоже пытались в чем-то обвинить, но за него будто бы вступились Маршак и Чуковский. Уж не знаю, почему они не вступились за Белых… Впрочем, можно ли было тогда спасти всех?

Пантелеев умер в 1987 году. Довлатов вспоминал о нем как о человеке достаточно состоятельном и в то же время готовом помочь – хотя бы материально – товарищу, попавшему в беду. Так, литераторы решили собрать деньги для Рида Грачева – был такой талантливый писатель, который страдал шизофренией. После того, как его первую и единственную книгу «Где твой дом» (1967) «порезала» цензура, болезнь обострилась, и Грачев попал в психиатрическую больницу. Об этой книге Довлатов говорит коротко и емко: «в ней шесть рассказов, трогательных и сильных». Я читал эти рассказы – пронзительные и по-настоящему, неподдельно человечные. Что там могло насторожить цензуру? – не человечность же…

Итак, Довлатов в «Ремесле» вспоминает:
«Литературовед Тамара Юрьевна Хмельницкая позвонила двадцати шести знакомым. Все согласились давать ежемесячно по три рубля. Требовался человек, обладающий  досугом, который бы непосредственно всем этим занимался,
Я тогда был секретарем Пановой, хорошо зарабатывал и навещал ее через день. Тамара Юрьевна предложила мне собирать эти деньги и отвозить Риду. Я, конечно, согласился.
У меня был список из двадцати шести фамилий. Я принялся за дело. Первое время чувствовал себя неловко. Но большинство участников  мероприятия легко и охотно выкладывали свою долю. Алексей Иванович  Пантелеев сказал:
- Деньги у меня есть. Чтобы не беспокоить вас каждый  месяц, я дам тридцать шесть рублей сразу. Понадобится  больше - звоните.
- Спасибо, - говорю.
- Это вам спасибо...»

История эта закончилась печально: «Помочь  Риду не удалось. Он совершенно невменяем», - писал Довлатов. Потом я узнал, что Грачев после выписки из больницы исчез. Через много лет, в 1994 году, была издана книга Грачева «Ничей брат». Аннотация гласит: «"Кому выпали посох и сума, кому - труд и глад, а Риду Грачеву досталась та же участь, что и Батюшкову, горчайшая из всех, как думал Пушкин. Тридцать с лишним лет прошли со времени пронзительного дебюта, четверть века назад увидела свет первая и единственная, изуродованная цензурой книга Рида Грачева, и уже два десятилетия он живет, не участвуя в литературе, не участвуя почти ни в чем и почти ни с кем не говоря. Он в другом измерении, в другой галактике ценностей - бездомной, страшной. В этой книге собрано все, что удалось собрать».

Иосиф Бродский после выхода из печати книги Грачева «Где твой дом» - вполне возможно, что Бродский читал рассказы Грачева в самиздате, а не в цензорской версии, - выдал ему такую вот «Охранную грамоту»:
«Риду Иосифовичу Вите (Грачеву) для ограждения его от дурного глаза, людского пустословия, редакторской бесчестности и беспринципности, лживости женской, полицейского произвола и всего прочего, чем богат существующий миропорядок; а паче всего — от всеобщего наглого невежества. И пусть уразумеет читающий грамоту сию, что обладатель ея нуждается, как никто в Государстве Российском, в теплом крове, сытной пище, в разумной ненавязчивой заботе, в порядочной женщине; и что всяк должен ссужать его бессрочно деньгами, поелику он беден, ссужать и уходить тотчас, дабы не навязывать свое существование и не приковывать к себе внимание. Ибо Рид Вите — лучший литератор российский нашего времени – и временем этим и людьми нашего времени вконец измучен. Всяк, кто поднимет на обладателя Грамоты этой руку, да будет предан казни и поруганию в этой жизни и проклят в будущей, а добрый – да будет благословен. С чувством горечи и надежды и безо всякой улыбки писал это в Лето Господне 1967-е раб Божий Иосиф Бродский, поэт».

Умер Рид Грачев в 2004 году, в Ленинграде, похоронен на Большеохтинском кладбище.

…Вот так в моем владении – не знаю, вполне ли законном? – оказались четыре тома Л. Пантелеева, собрания сочинений Прилежаевой, Сергея Михалкова и раритетное издание словаря Ожегова и еще несколько десятков книг – многие были в моей библиотеке в других изданиях, но эти я не мог не взять – ведь именно такие издания я читал лет 30 назад. Да и по другим причинам тоже – не мог я их там, в подъезде, в десяти метрах от мусорных баков, оставить.

Нет, это не просто книги. Вот, одна только «Республика Шкид» побудила меня на такие окололитературные псевдо-исследования. И так, наверное, каждая книга таит в себе больше, чем можно представить. Среди новообретенного – и собрание сочинений Аркадия Гайдара, почти такое же, каким я зачитывался в детстве и которое считал безвозвратно потерянным вместе с той домашней библиотекой, где я их одалживал бессчетное количество раз (люблю, знаете ли, перечитывать). А моя собственная толстенная книга Гайдара -  в ней было почти все, что я у него любил – оказалась похищенной, когда я однажды принес ее в школу на урок по творчеству Гайдара. Я даже не мог долго сердиться на неведомого вора – вполне извинительный поступок, хотя по самой книге горевал долго. Еще об одной вот так же похищенной у меня книге я целый рассказ написал - «Сила искусства», входит в цикл рассказов «Димкины хроники». Та книга о партизанах была написана советским генералом; он тяжело болел, не вынес мук и застрелился. Я перечитывал ее раз сто, но о судьбе автора, да и вообще о том, кем он был, узнал только недавно… Мда, не помогла ему, видно, та книга, а вот меня она реально подняла с больничной койки - хотя могу ли я судить о чужих страданиях? - А вот моего соседа по палате она сделал вором. Но с книгами и читателями такие штуки происходят постоянно. А уж что происходит с писателями…

…Нет, пусть еще немного полежат в моем доме книги, найденные среди хлама на балконе. Вдруг и с ними все не так просто?

ID:  503108
Рубрика: Проза
дата надходження: 04.06.2014 07:01:02
© дата внесення змiн: 04.06.2014 07:01:02
автор: Максим Тарасівський

Мені подобається 0 голоса(ів)

Вкажіть причину вашої скарги



back Попередній твір     Наступний твір forward
author   Перейти на сторінку автора
edit   Редагувати trash   Видалити    print Роздрукувати


 

В Обране додали:
Прочитаний усіма відвідувачами (275)
В тому числі авторами сайту (3) показати авторів
Середня оцінка поета: 5.00 Середня оцінка читача: 5.00
Додавати коментарі можуть тільки зареєстровані користувачі..




КОМЕНТАРІ

Вікторія Т., 05.06.2014 - 06:38
А знаете, как умер Александр Беляев ("Человек-Амфибия", "Голова профессора Доуєля"...)? От голода
и холода, в войну...Это к слову.
 
Максим Тарасівський відповів на коментар $previous_title_comm, 01.01.1970 - 03:00
Знаю. В свое время зачитывался им.
 

ДО ВУС синоніми
Синонім до слова:  Новий
Enol: - неопалимий
Синонім до слова:  Новий
Под Сукно: - нетронутый
Синонім до слова:  гарна (не із словників)
Пантелій Любченко: - Замашна.
Синонім до слова:  Бутылка
ixeldino: - Пляхан, СкляЖка
Синонім до слова:  говорити
Svitlana_Belyakova: - базiкати
Знайти несловникові синоніми до слова:  візаві
Под Сукно: - ти
Знайти несловникові синоніми до слова:  візаві
Под Сукно: - ви
Знайти несловникові синоніми до слова:  візаві
Под Сукно: - ти
Синонім до слова:  аврора
Ти: - "древній грек")
Синонім до слова:  візаві
Leskiv: - Пречудово :12:
Синонім до слова:  візаві
Enol: - віч-на-віч на вічність
Знайти несловникові синоніми до слова:  візаві
Enol: -
Синонім до слова:  говорити
dashavsky: - патякати
Синонім до слова:  говорити
Пантелій Любченко: - вербалити
Синонім до слова:  аврора
Маргіз: - Мигавиця, кольорова мигавиця
Синонім до слова:  аврора
Юхниця Євген: - смолоскиподення
Синонім до слова:  аврора
Ніжинський: - пробудниця-зоряниця
Синонім до слова:  метал
Enol: - ну що - нічого?
Знайти несловникові синоніми до слова:  метал
Enol: - той, що музичний жанр
Знайти несловникові синоніми до слова:  аврора
Enol: - та, що іонізоване сяйво
x
Нові твори
Обрати твори за період: