Затемно, засветло, как предсердечие –
просто, обыденно горло свело –
так, как мембрану чужое наречие…
и растеклось по грудине тепло.
Что-то осталося недоказуемым,
как теоремы и что – рухнул свет?
Помню не то. Как меня поцелуями
ты воскрешала, ликуя, на свет.
В полночь, когда «неотложки» – о, Господи,
все нарасхват и кому-то нужней,
тьма, испещрённая звёздными оспами,
стала чуть ближе, понятней, нежней.
Впрочем,
всегда в чувствах много излишнего;
ты не сказала – зачем я такой,
я не из тех – всепрощающий ближнего,
не прикрываю от боли собой.
Ночь разговорами была расколота,
как на осколки сосуд из стекла.
Что это, милая, что это, что это –
то, что причудливо ты нарекла.
Как по углям проходили не чувствуя,
по нестинарски… огня не боясь,
мы, пережитыми нашими чувствами
их, как в Эдемских садах, не стыдясь.
И от чего-то казалось, исполнится
та недосказанность всех наших тем,
если, как две параллели мы сходимся,
в пику доказанности теорем.
спасибо
