- О, - замечаю тебя, говорю, - ну что же, здравствуй. Давай, проходи, хочешь - кури, хочешь - нет, постой или присаживайся. Чаю не предложу, растворимого кофе ни на полках, ни в памяти не держу, даже для самых что ни на есть неслучайных прохожих. Ну, что ты молчишь, мальчик? Давай, рассказывай, как ты гулял по снам, в них повстречал меня, как перебрал не то виски, не то - на вкус - все мои имена, которые ты не то что бы даже знал, так, только помнил смутно (как будто бы). Вспомни, что было в две тысячи сорок третьем, какого цвета остались на клумбе розы (те, которые ты не срезал), какого вкуса были горячие камни августовской мостовой, впрочем, нет, постой, этого можешь мне не рассказывать, это я знаю и помню сам: я ведь толкал того, кто так щедро падал - ты ли, Брут? Не стоит смотреть мне в глаза, ведь глаза не лгут: они лукавят, кокетливо прячут правду за армией вздернутых запятых - вздор несу, говоришь? О, чего только я не несу, разве только вот крест - его одолжил Иисус (так, впрочем, и не вернул, будем честными - я возвращения не хочу, порою не в возвращениях суть и не в словах, не в делах и неделаньях суд, но об этом не будем сейчас, не обессудь.) Давай, изучи пальцами край стола, обними горячую чашку ладонями или выпей до дна из фляги/стакана/бутылки с оббитым горлом, останови меня, ну? Произнеси свое вечное недовольное: "эй, довольно!", выплюнь в сердцах, отчекань безразличным шагом каждую из десяти, не дождись ни моего "окей", ни смешливого "ну прости", ни задумчивого "дождит", - помнишь, в тысяча семьдесят пятом ты был моим предателем? Глупые обстоятельства, очень тоскливая смерть - ты так бесконечно хотел на нее смотреть, поэтому угли, которым бы должно гореть и пылать - под грозою могли лишь тлеть, и терзала бескрайнее серое небо господня плеть, я успел умереть на треть, пока ты - на две, лишь потом улыбнулся и через год воскрес, повстречался с тобой на мессе в одну из сред, через восемь лет заглянул под вечер (кажется - занести учебник), завязал тебе галстук (и тем самым помог задохнуться) - что тебе стоило через одиннадцать лет вернуться и списать мою месть на несчастный случай? Да, пожалуй, надо бы чаю, пока вспоминается сорок третий (согласись, самый худший из всех, проведенных на этом свете), у меня есть голландский сыр, покупной виноград и бутылка французского (в двадцать первом, я помню, ты вовсе не пил вина) - к черту чай, ты, смотрю я, совсем продрог - уж прости: никаких каминов и/или костров - я с кострами на "вы", а с огнем держу ухо востро - ровно так же, как ты - с водой. На вот, пей. Хотя, нет, постой, жду твой тост. Все опять о своем? Что за страсть к именам: хоть моим, хоть мест, научись наконец отпускать былое и - будь, что есть. Со вчера ты предательски быстро, мой друг/мой враг и нашел меня, и воскрес - как случилось так? Раньше мы б разминулись на сотню иль пару лет, а при встрече твой нож напоролся б на мой пистолет, но сегодня вот - нет, расскажи, почему/зачем? Я устал играть роль в этой пьесе, мне нужен занавес, не антракт, знаешь, там, опуститься на стул в гримерке, закрыть глаза, опостылевший снять и костюм, и парик, может быть, закурить или выпить хорошего коньяка.
Нет, ты знаешь, молчи. Я сейчас повернусь спиной, посмотрю на город, который забыл, как спать. Широко-широко распахну окно, свешу ноги по ту из его сторон, за которой ботинком можно коснуться звезд. Я оставил на тумбочке кольт, на столе (возле сыра) - нож: он остёр, кровь замучаешься отмывать, так что просто встань, сделай шаг, опусти свои руки на плечи (я вздрогну едва-едва). Ты ведь знаешь, что делать дальше?
И не вздумай мне отвечать словами.
Дай хоть день умереть от тебя.
ID:
664140
Рубрика: Поезія, Філософська лірика
дата надходження: 05.05.2016 23:52:54
© дата внесення змiн: 06.05.2016 00:13:03
автор: H&N
Вкажіть причину вашої скарги
|
