Затяжная Луна… воцарила в моей потускневшей оранжерее. Разрисовав промежутки между созвездиями сиреневым экспромтом из твоих слов. Я в сиреневом окружении пронзающих орхидей. Лепестками бархатистее печали вернулась черная Луна… и улыбается мне. Подмигивает… и сладострастнее шипованных роз покалывает… и шепчет с неподвижными химерами перед моим окном. Я прислоняюсь к полу. Лежу, потупив взгляд сквозь мелькающие туманности разноцветных пиршеств. Лежу на полу, и бесцеремонно не свожу взор от тайн моего нового тела...Глаза...глаза уже не те, в их проникновенности вырисовывается опьянение… опьянение сиреневыми орхидеями, с полу-стонущими агониями тоски и грусти.Пальцы…? пальцы забыли маслянистые амброзии неугомонных экспрессий… шершавости холстов, и пружинистости натянутых полотен… Все истлело и помутилось. Забылось в заступившем эхе на восходе, с моими шагами. Руки… руки перебирают с ветрами ароматные прядки моих волос, поглаживая тело ванильной вуалью благоухания… Губы?… налитые родниковыми экстазами покалывающих частиц и пыльцой дурман-травы. Жесты… влекущие, холодно-жгучие касания медитативного минорного перелива, при Луне они переливаются и искрятся аристократической манерностью сатурнического воздействия...Стуженные и мрачно-паутинные туше, насыщают черную Луну благоговейным спокойствием.
Она спокойна и властна… над моими жестами, над моими руками и телом...Тело стало ее пристанищем уповаемого вечера. За зеркального вечера одиночества и меланхолии. Черной меланхолии, черной Луны…
Осталась лишь живописная цветомузыка хмельной лихорадки, захлестывающей надежды. Она крадется со мной...по моим следам...следом за мной… Напевая урчащие трели с сотнями птиц, и подымает меня эфирными махаонами , к своему макромиру с протяжностью вселенской необозримости …