Вернись ко мне: на годы, на январь.
Скажи хоть что-нибудь: любое – в дело.
Конечно, я – испорченный товар,
За то исправно зрела и радела.
Не ты – незнамо кто с твоим лицом,
Услужливый, доверчивый и пьяный –
Останься до утра. В конце концов,
Наплюй на шёпот ветхой Рамаяны.
Твоя, твоя – законченная дрянь,
Способная на некое величье:
Отважиться на воздух – чист и рьян –
Живая отставная Беатриче.
Не Данте – рыжий змей, и Бог с тобой.
Позарится какая-нибудь Ева.
Иди себе с молитвой на убой.
Я буду там: безудержная, слева.
Гони меня, вини меня во всём!
Такая пригодится напоследок.
Кого-нибудь, наверное, спасём,
Себя впаяв отверженностью в лето.
Ведь было, было, было – сон во сне:
И маленькое платье, и котлеты.
Но паче – снег. Обуглившийся снег:
Твоё-моё затерянное гетто
И свечи. Свечи, свечи – зажигай!
Таблеточные хилые предтечи
Ледышьим песнопеньям ямщика,
Что метят изумрудами в оплечье.
Останемся такими-то – а вдруг
Удастся по любви грешить и снова
Две смерти, разохотясь, на миру
Предъявят предумышленное слово.
И скажем, и воздастся, и – пируй!
Твоя любовь замешкалась в какой-то
Малине у медведя во бору:
Запачкавшись, уверовала: кода…
...и не Авель, и не Каин...-таки Адамчик... 
