Твоя измученная жизнь,
Не та, что вне любовной драмы,
А та, что там, внутри оправы,
Которую он смог спаять
Из сухожильных пониманий
Тебя. А может нежелания
Взглянуть по глубже тебе в душу,
Не допускать, а просто верить.
Его фатально мелкий мозг,
Не смог понять простых вещей,
А жалкая температура сердца
Не для других, а лишь для тела
В котором спрятано оно.
. . . . . .
Хотя бы часть запечатлеть
Твоей придуманной молитвы,
Слова острее тонкой бритвы,
Так можешь только ты уметь.
Недолгой, но настолько ясной,
Без исправлений, остановок,
Без уточнений и загадок.
Я думаю, что в ней все так;
Все точно так, как и в тебе.
В ней все, как ты всегда хотела,
Не говоря слова «хочу»,
В ней выражаешь нужду смело,
Боль и укор плечу,
К которому всегда склонялась,
Когда слабела, обжигалась,
Когда болела и не чуть.
В ней ты не прятала обиды,
Пора быть честной с этих пор,
Ты не вини и не завидуй,
Когда ведешь ты про себя
С собой, свой тихий разговор.