Седина тумана над озером тем прошлась
И оставила горю - горевого ситца на тихой глади.
Ты не вспомнишь, ты сердцем, мёртвой воде пришлась
Там где время сядет,
На мель свою мятным прощением, дымкой во ржи,
Выплывешь, вымолив на прощанье у жизни якорь.
Луны, на воду спустят безликие небесные этажи,
В ила мякоть,
И отпустят в водах тех, полетать на свободу губатых богов.
И костлявые твари начнут играть среди смерти и средь оков.
Ситец выцвел на дне и весна там почти прошла,
Дышит жабрами лето забравшись реке под кожу.
Ты себя, словно стружку от скудных плодовых кустов несла.
И быть может,
Смогла бы втащить в новый мир без тоски и такой глубины,
Но ундины помазанки крепкой и властной руки бессмертья.
Ты не знаешь в лицо свободу, войну, вины
И тоски из сердца.
Боги рыбой становятся и попадают в ловушку, в рыбацкие сети.
Их освобождают русалки, и кровь исчезает с порезанных леской рук.
Седина тумана ничейного полночью поднялась
Над живой тоской матери за дочерью лет семнадцати.
И нечистый был проклят, и карма, и бог, и сглаз,
Невозможное всуе.
Боги ныряли, охотились стаями за мальками и как могли,
Чувствовали себя всесильными и живыми вблизи
земли.
