Она была сладкой.
Восемь месяцев проведённые с ней, я пила кофе без сахара, чтобы не перебивать привкус её кожи. Любила целовать сонную, тёплую со следами простыни на теле. Её ключицы пахли молоком, волосы карамелью, она всегда смеялась и просила отпустить… Но я не умею отпускать.
Она была нежной.
Её пальцы путались в моих волосах – иначе она не могла заснуть, часто шептала ночью, о том что ей вновь приснился страшный сон, дрожала, прижималась так тесно, просила её спрятать, тут же засыпая, когда она не видела снов пальцы в моих волосах легонько подрагивали.
Она была особенной.
Я любила обувать ей туфли, касаться губами её колена, смотреть как алеют её скулы. Мечтала увидеть Париж, говорила на ломаном французском, смешно картавя, устраивала вечерние представления, танцевала, много смеялась.
Весна в Париже и впрямь хороша, так же хороша как она, мы приехали три дня назад, переполненная восторгом, она будто светилась…
Но не смотря на всё, я видела тайну спрятанную в глубине глаз.
Вы всегда узнаете, когда ваша женщина перестаёт быть вашей. Она выглядит рассеянной, не слышит вопросов, реже целует, ведёт себя тихо, два раза в неделю задерживается на работе…
Как то вечером перехватив её у двери, зарываешься носом в волосы, а они пахнут мужчиной….
И всё, женщина больше не твоя.
Ты видишь это в её глазах, в жестах, слышишь в голосе, ты это знаешь, ты это чувствуешь.
Наша комната находится на втором этаже старого домика, с балкона видна вся улица.
Она была счастлива эти три дня, вчера вечером я подсыпала в её вино яд.
Эту ночь она спала спокойно, глядя в темноту, гладила её волосы пока не остыла кожа.
Да и сейчас она спит.
Она была сладкой.
Она осталась моей.
Весна в Париже и впрямь так хороша…
Я пью кофе с двумя ложками сахара
это по типу моего обычного "Слушаюсь и повинуюсь" ироническим тоном.
Ева просто двоечница
