"Так и брели мы сквозь спящий Краков…"
Константы Ильдефонс Галчинский
В три пальца скрученный пейзаж в долине извивающейся Вислы
не может не оставить равнодушным никого, иной земляк
тех мест не очень жалует, не видя в них пророческого смысла
простого равенства Земли. Но среднестатистический поляк
в душе (оставим жлобство, ведь оно у всех присутствует) - Коперник,
и, видно, потому так сложно взглядом для него на сих широт
равнине отдыхать, когда над ним такое небо, как соперник
достойный в шахматной игре мечтает у доски, открывши рот,
и, наклонясь в прострации над патовой позицией ландшафта,
обдумывает ход, уже готовый согласиться на ничью
в преддверьи ночи. Здесь и крестьянин в себе лелеет астронавта
и ищет новую звезду (оставим это между нами), чью
видимость от глаз его скрывает отсутствие воображенья,
но в этом деле также для него не результат, а сам процесс
преодоления локального земного важен притяженья,
в попытке скрыться от бегущей вслед ему во снах КПСС.
Но мы немного отвлеклись. За кружкой пива сидя в ресторане,
ты отдышись, сними пальто, и над газетой свежею остынь.
Позднее, делая заказ, ты улыбнись красотке: “проше пани”,
удобно сядь, и, прочитав очередную правду про Катынь,
которая давно уже, наверно, даже в Польше опостыла,
тихонько оглянись по сторонам, и ты увидишь, что любой
поляк на склоне лет, ни дать ни взять, одно лицо - старик Войтыла,
в послеобеденной дремоте также мерно трусит головой.
В себя закинув отвратительный обед, вдохни вечерний Краков.
Когда под фонарем, вослед еретикам зажженным на столбе,
присядешь на скамью подле рядов музейно значимых бараков,
не поднимай лица, чтобы на фото не быть узнанным в толпе.
Пройди под аркою, где герб, изображающий скрещенье сабель.
Там, на возвышине, архитектурно-эклектический гамбит
разыгрывает несколько веков застывший над рекою Вавель,
не слушая, что кто-то вдалеке сигнал опасности трубит.
Но долго не задерживайся, брось в заброшенный колодец злотый,
и, оглядевшись, убедись, что горизонт по кругу негорист,
немного пожалей, что после школы так и не пошел в пилоты,
хотя любой залетный с объективом здесь не больше, чем турист,
залезь в канализацию на площади, где из-под люка снимешь,
как с башни падает очередной стрелой простреленный горнист.
Не бойся крови - в этом городе она всегда течет в Казимеж,
и потому он, как и местное вино, несдержанно игрист.
И если хватит совести и сил, дождись, когда листва на Плантах
расстелет под ноги ковер, и город станет так нарядно гнил,
езжай на городское кладбище, где на гранитных фолиантах,
сквозь утренний густой туман, затянутый с реки на ряд могил,
прочти, что жизнь - лишь прочерк между цифрами, и это вычитанье
существенней и глубже, даже чем разлитый над тобой целин,
в котором души всех оставленных здесь тел собрались на свиданье,
раскачивая медленно плывущий в нем громадный цеппелин.
И разница двух дат под именем - величина со знаком минус,
нам говорит, что жизнь и смерть тождественны в значении своем,
и эта отрицательность в сознании закладывает мину с
замедленным устройством отрицанья нас самих. Пустой проем
часовни заполняет чугуном одинадцатитонный Зигмунт,
и ты потянешься к нему обеими руками, как дурак,
но будешь зычным звоном колокола, как всегда, врасплох настигнут,
и где-то вскрикнет и замашет крыльями чернящий небо крак.
Да, впрочем, здесь и нет других времен, здесь круглый год один Пажджерник
гуляет по дворам, как заблудившийся растерянный рогуль,
и отражает тягу жившей в этом городе когда-то черни к
булыжной мостовой, и в дождь блевотина течет из ртов горгуль.
А если хочешь побродить по лабиринту уличных гусениц,
то лучше это делать теплой ночью в полнолунье босиком,
чтоб разглядеть блеск лезвия ножа на южной стороне Сукенниц,
где время спит и, как безухий вор, не хочет слышать ни о ком.
И если снег, зайди в костел, но осторожно: на ступенях скользко,
закрой свои глаза, за упокой в песок поставив две свечи,
замри и слушай там, как молится твоя уставшая на польском
славянская душа, и эхом город отзывается в ночи.
Уже потом в гостинице под утро, стоя в ванной с полотенцем,
и ощущая боль равнинных мест, как загнанную в кость иглу,
ты в зеркале, сквозь пар и влагу, различишь в своих глазах Освенцим,
и чье-то отражение испариной заплачет по стеклу…
ID:
127262
Рубрика: Поезія, Вірші, що не увійшли до рубрики
дата надходження: 22.04.2009 14:54:22
© дата внесення змiн: 22.04.2009 14:54:22
автор: Петр Ушка
Вкажіть причину вашої скарги
|
