Через розово-красное марево сомкнутых век
пробивается свет, согревая меня (имярек),
растворяя в щеке изводящую боль невралгии...
Голове тяжело и спокойно, и можно с тоской
посылать нарушающих мой ненадёжный покой, —
всех: и добрых de facto, и кто a priori — "плохие".
Невесомость тепла и моё погружение в сон
разрушают порядок вещей и звучат в унисон
с тишиной и жужжанием мухи в оконном пакете,
о которой известно, что сдохнет меж стёкол сама, —
невозможность убийства отнюдь не лишает ума,
ну, хотя б из желанья услышать её на рассвете.
24 ноября 2010 г.
15:59(Мск)