«Внимание. Завершение процедуры. Если Вы проснулись и не можете больше заснуть самостоятельно, для Вас оставлены две таблетки снотворного и стакан с водой. Примите таблетки, запейте их водой – это поможет Вам уснуть лёгким спокойным сном. Не употреблять иначе как в ночное время».
Эту записку я нашёл на своей тумбочке, слова написаны от руки, но ровными печатными буквами. Я обнаружил её, когда проснулся, встал с койки и включил свет в палате. Я увидел записку, а рядом с ней стакан с водой и две таблетки в упаковке, вернее в вырезанной части от упаковки. С того момента уже прошло порядком времени, полагаю, около пары часов. Время пока ещё ночное. И, как и предсказано в записке, я не могу заснуть самостоятельно. И вот не сплю уже так – сколько я сказал? – ну, с час-то точно не сплю. Я выключил свет, лёг на койку и теперь не совершаю почти никаких движений. Не собираясь привлекать сейчас к себе внимания, я не имею никакого желания погружаться в сон. И меня не тянет засыпать – тем лучше. И до утра есть время – это тоже в мою пользу.
Итак, в течение ночной терапевтической процедуры, я спал. Я проспал недолго, около двух часов. Погружение в этот сон было связано с некой хитрой лечебной процедурой. Назначение этой процедуры мне неизвестно. Я не знаю, оказывалось ли на меня какое-либо воздействие (механическое или электронными приборами), пока я спал. Насколько я могу судить, никаких следов, признаков ни на моём теле, ни вообще в палате, говорящих о каком-нибудь постороннем воздействии или даже просто о постороннем присутствии, нет. Такое впечатление, что я просто спал и ничего больше здесь не происходило. Я спал и видел до необычайности удивительно реальный сон. Главная особенность была в том, что я очень ярко и непрерывно переживал детали сна. А сам сон был своеобразный: как будто я лежал в некоем больничном помещении, совершенно беспомощный, не имеющий возможности пошевелиться или что-то сказать, а мои друзья приходили навестить меня. Я любовался этим сном, переживая его, что тоже было удивительным открытием. При этом я заснул не самостоятельно, а под воздействием света лампы – какой-то хитро устроенной лампы, так что похоже, если подходить к делу с объективной точки зрения, это воздействие на меня светом лампы было единственным физическим воздействием за всё время так называемой процедуры. Скорее всего, единственным. Значит, погрузить меня в сон было задачей. Причём не просто в сон, а в особенный сон. Что означает: погрузить в сон определённым действием при определённых условиях. Всё было выполнено. И ничего сверх этого, по всей видимости, не происходило. Нет ничего лишнего. А теперь я вижу записку и снотворное, но отнюдь не человека, который мог бы мне что-то разъяснить. Значит, всё необходимое уже состоялось, и я сам могу выбирать: отдаться ли мне в объятия здорового сна или предпочесть контролировать себя самостоятельно. На мой взгляд, это довольно объективное заключение. Оно и привело меня к тому, что вместо здорового сна я предпочитаю беспокойно полусидеть-полулежать и размышлять.
Главной мыслью, беспокоящей меня сейчас, является приходящий с разных сторон посыл: мной манипулируют, с самого начала и до текущего момента. Чем хладнокровнее я стараюсь относиться к этой идее, тем явственнее становятся доводы в её пользу. Под манипуляцией я имею в виду не просто навязывание чужой воли явным или скрытым образом, а мастерское внедрение чужеродных инструкций, позволяющих управлять моим вниманием, чтобы я делал тот или иной неосознанный выбор. Взять хотя бы сегодняшнюю ночь. Я был полностью одурачен. Я предполагал, что процедура будет связана с какими-то электронными аппаратами, которые специальным образом будут ко мне подкреплены непосредственно, приборы с какими-нибудь считывающими датчиками, кои, возможно, ещё будут специальным образом настраиваться. Я никак не мог ожидать, что задействована будет лампа, хотя вид у неё был весьма примечательный, да и должен был возникнуть вопрос чисто из любопытства о её предназначении. Но всё дело в ловкости того врача. Он разговаривал со мной нарочито важным тоном, чем составил яркое первое впечатление о себе. И как только он так же с нарочито важным видом стал вынимать и раскладывать свою электронную аппаратуру, у меня сложилась полная уверенность, что именно эта аппаратура и будет использоваться. Я уже стал прокручивать в голове варианты, как эти аппараты будут применяться, но вот, что именно они будут применяться, тут у меня сомнений не было. Дальше этому врачу уже не требовалось особых усилий, чтобы убедить меня сделать всё то, что ему было нужно. Таким образом, получается, что я должен был лежать неподвижно и на меня должен был быть направлен свет от той лампы, причём направлен внезапно, так, чтобы ошеломить меня и захватить всё моё внимание. И всё это ради погружения меня в какой-то особый сон.
В этой больнице меня постоянно вводят в заблуждение. Меня постоянно наводят на ложный след. Под словом «постоянно» я имею в виду явную систематичность применения намеренного скрытого обмана по отношению ко мне. Систематичность означает закономерную последовательность. Вопрос: куда ведёт эта последовательность? Что меня ждёт? Могу ли я доверять им? Сомнения растут по мере задавания вопросов. Именно поэтому я не сплю сейчас, и меня радует тот факт, что до утра ещё есть несколько часов. Я должен максимально объективно оценить своё положение дел и проанализировать и взвесить все те действия, которые я могу предпринять.
Первый опорный узловой пункт – то, что я не знаю конкретное назначение данной больницы, в коей я нахожусь, и её статус. Собственно, я никогда по-настоящему не интересовался этим вопросом. А всё, что мне сообщалось, было слишком уклончивым и неясным описанием, однако, каждый раз достаточным, чтобы удовлетворить моё любопытство. Но не теперь. Теперь этим можно заняться всерьёз. Проще всего будет задействовать моих друзей, чтобы кто-то постарался собрать информацию об этой лечебнице для меня. К Максу, например, легко можно обратиться с таким вопросом. Ему я могу доверять, и он наверняка адекватно отнесётся к этой явно странноватой просьбе. Я напишу Максу утром. Для меня же теперь есть задача быть наблюдательным, осмотрительным, интересоваться деталями и сопоставлять их, чтобы составить наиболее полную картину устройства моего лечебного заведения.
Второй пункт – мои взаимоотношения с врачами. Меня умышленно держат в заблуждении и неведении относительно моего состояния и тех шагов, что предпринимаются для моего лечения. Я никогда не знаю, с чем столкнусь в следующий момент. Все их действия и намерения скрыты от меня. Тем не менее, моё состояние определённо улучшается по мере пребывания в больнице. И всё же то, что со мной происходит, если об этом задумываться, очень пугает. Что мне с этим делать? Стоит ли мне гнать от себя плохие предчувствия и верить, что я иду скорым путём на поправку и на возвращение в нормальную жизнь? Стоит ли избавиться от моих подозрений, чтобы не зацикливаться на несущественных вещах и иметь возможность двигаться вперёд? Достаточно ли радоваться тому, что есть? Что мне делать с картиной мира, которая выходит за рамки моего представления о правильном положении дел? Есть ощущение, что я отчаянно трясу эту картину, убеждённо веря, что она должна таки втиснуться в предоставленную ей рамку. И, если я пытаюсь взглянуть на это со стороны, я понимаю, что я нахожусь под контролем. Они намеренно делают это со мной. Намеренно заставляют меня возиться с картиной, выходящей за рамки. Чем больше я задумываюсь, тем более объективным кажется этот вывод. Но он ещё больше усложняет задачу понимания для меня. Объективный подход даёт простые объяснения, но не отвечает на субъективный вопрос: а что же с этим мне делать? Мои взаимоотношения с врачами – этот узел остаётся неразрешённым. Его распутывание ведёт к задаче разрешения других узлов, более сложного и энергетически затратного уровня. Мне нужно приостановить пока свои размышления в этом направлении.
Третий пункт – ключевой – вопрос о том, что происходит со мной, внутри меня, с моим восприятием. По мере прохождения курса лечения моё состояние здоровья многократно улучшилось. Меня уже не беспокоят переутомления, головокружения, внезапные потери сознания. Но вот мои провалы в памяти – это остаётся проблемой. Сейчас у меня складывается неявное, очень тонкое, но в то же время пока неопровержимое ощущение, что в этих провалах в памяти есть некая закономерность. Провал в памяти при поступлении в больницу, провалы в памяти при общении с друзьями и родными, провалы в памяти при разговорах с моим лечащим врачом касательно результатов моего лечения, провалы в памяти между некоторыми терапевтическими процедурами. Эти провалы в памяти мешают мне целостно посмотреть на себя со стороны, лишают меня объективной оценки самого себя. Я должен полагаться на мнение других – тех, кто имеет этот самый объективный взгляд на меня со стороны. Я стремлюсь вернуть себе ту самостоятельность, что у меня была, пока я не получил статус пациента, и я делаю в этом успехи, но натыкаюсь на ямы в собственном восприятии. Врачи в этой больнице стремятся помочь вернуть мне мою самостоятельность, но их действия создают некую зависимость от их предписаний по отношению ко мне. Если бы не провалы в моей памяти, то таких проблем не было бы. Но при данных обстоятельствах самостоятельность делает меня беззащитным и уязвимым, даже для внутренних терзаний. Таким образом, в своих размышлениях я должен столкнуться с проблемой себя самого, либо прекратить эти размышления вовсе. Тот момент, когда выбор не в мою пользу. Я не знаю, на что мне положиться.
Итак, я прихожу к следующим промежуточным выводам. Во-первых, я не смогу за короткое время разобраться со всеми обстоятельствами моего попадания и пребывания в больнице: их слишком много, даже если брать только ключевые обстоятельства. Это потребует долгого времени и серьёзного подхода, если полагаться лишь на себя. Во-вторых, я не смогу гарантированно контролировать себя и удерживать от необдуманных поступков, от неправильной эмоциональной реакции. Я не могу контролировать себя, так как не могу точно оценить своё состояние. И поэтому я не могу противостоять манипуляции мной. Простор для выбора оказывается слишком узким, чтобы я мог что-то предпринять, предвосхитить. В-третьих, я также не смогу сориентироваться, чтобы двигаться медленно и поступательно. Мне не хватает уверенности в происходящем, сказываются проблемы в моей памяти. События порой кружатся в ней, не сходясь в прямую линию. Наконец, в-четвёртых, то, что я делаю сейчас – пытаюсь распутать клубок последних событий, нитей, за которые я держусь сейчас и на эмоциональном, и на мыслительном уровне. Это мне ничего не даёт. Если я пробую распутать клубок с одной стороны, то он начинает заново скатываться с другой. Иными словами, я попадаю в цикл разрешения событий. Чтобы выйти из цикла, нужны дополнительные данные.
Если подходить с субъективной точки зрения, все мои выводы неутешительны. Но объективно это просто выводы, не имеющие ни позитивного, ни негативного окраса. А я как раз ищу объективный подход.
Я всё ещё не хочу спать. Это хороший знак.
Итак, мне нужны резервы. Необходимо задействовать скрытые резервы. Это то, что я никогда не делаю, ни в каких ситуациях не применяю по той простой причине, что это выходит за рамки моего поведения, которые приняты на соглашении между мной и окружающим меня обществом. Есть такие типы поступков, которые я вижу отчётливо для себя как полезные, но которые я предпочитаю не делать, даже не пытаясь чётко объяснить себе, по какой причине. Дело в «соглашении», моё поведение в обществе соответствует тому совокупному мнению («репутации»), которое я получаю взамен. Выход за рамки поведения грозит потерей мнения о себе, потерей объективной картины себя, на которую я могу положиться. И насколько же беззащитными оказываются в обществе те люди, кто потерял объективное мнение о себе, объективную поддержку. Однако, что касается меня, то я уже оторван от общества. Я могу совершенно свободно не придерживаться исключительно «своей» модели поведения. Мне понадобилось много времени, чтобы прийти к такому простому логичному выводу.
В какую сторону двигаться? Если я буду всецело полагаться лишь на своё настроение и эмоции, на первое впечатление, то это ещё больше увеличит мою зависимость от больницы. Конечно, так я увеличу свою сопротивляемость к манипулированию, но я не буду способен разобраться с тем, что у меня происходит внутри, самостоятельно. И всё же мне следует искать пути к обороне себя. Если я позволю всему продолжаться своим ходом, просто отбросив тревожащие мысли, я потеряю ещё больше: я потеряю связь со своими мечтами, с идеями, к которым я смутно приглядываюсь и к которым я пытаюсь приблизиться. Необходимо пристально вглядываться, если есть ощущение, что что-то пошло не так, а не закрывать на это глаза. Не терять ориентиры. Не позволять вести себя вслепую, по крайне мере, не идти на это по собственной инициативе. Моя настоящая задача на текущий момент – не упустить ориентиры. Это единственная объективная необходимая цель, которую я могу себе поставить.
Чтобы не позволять собой манипулировать, я могу попробовать замкнуться, скрыться в себе, наблюдать внимательно, не пытаться действовать опрометчиво и, вообще, действовать лишь в тех случаях, когда не действовать нельзя. При такой тактике вероятность того, что мои поступки будут являться результатом манипуляции наименьшая. Моя сопротивляемость будет расти. Однако цена тому будет тоже большая. Замкнутость будет вызывать беспокойство у окружающих, как у врачей, так и у моих родных и близких, и друзей. Наверняка, моя программа лечения будет замедлена, а это совсем не то, что мне хочется сейчас. Слишком велик риск, что я совсем отдалюсь от «нормальной» жизни, привычной среды. Замкнутость для меня является ложным ориентиром. Как и открытость. Открытость пускает меня в соревнование, в постоянную проверку на прочность. Диалоги, предложения, слова – всё это создаёт значительную нагрузку на рассудок, на здравомыслие, на внутреннее равновесие, ведь в этом случае я пускаюсь в забег, дистанция которого мне изначально неизвестна. А на данный момент мой рассудок и моё внутреннее равновесие не готово к новым испытаниям, это даже скорее противопоказано. Я должен искать нечто более мягкое, не влияющее радикально на моё поведение и внутреннее равновесие.
Ещё один объективный момент – это то, что я задаю себе неправильные – не те – вопросы. И, к сожалению, чтобы понять, что вопросы не те, мне для начала требуется их разрешить. Отсюда велика вероятность загнать себя в тупик «неправильными» вопросами, разрешение которых всё время требует дополнительных данных, нового исследования, нового ожидания. Неправильно поставленные вопросы разрастаются. Это заставляет остановиться. Остановиться задавать вопросы. Это есть опасная фаза полумолчания, когда мысли бегают туда-сюда и очень быстро. И любая из них может подвергнуть сомнению все твои поиски и уничтожить их. А ведь поиски были верными, неправильными же были заданные изначально вопросы. Таким образом можно проиграть любой бой, даже тот, победа в котором тебе гарантирована уже только выходом на поединок. И я чувствую этот опасный момент для себя.
Объективно, я подхожу к простому и напрашивающемуся, если глядеть со стороны, вопросу: насколько я могу на себя положиться? Ведь все полученные и неполученные ответы бесполезны, если я не могу последовать за ними, они бессильны, поскольку я не могу вложить в них действие, они становятся утраченными, так как у меня нет достаточной энергии держать их при себе.
А на самом деле мне трудно положиться на себя. Если я пытаюсь уделить внимание всем важным деталям, то сил у меня на это не хватает, внимание рассеивается. Но я могу в это время думать только о том, что меня что-то явно отвлекло, завладело моим вниманием, заставляло сделать что-то неправильное. Не зная определённо, что именно на меня воздействовало, я оказываюсь словно зажатым в тисках, сдавленным со всех сторон. Я пытаюсь обрести цель, но мой поиск закольцовывается. И я уже попадал на эту цепь рассуждений. Я не смогу из неё выбраться поступательно, шаг за шагом. Каждый мой шаг попадает в водоворот. И я оказываюсь в круговороте. Единственный видимый выход из него – это сделать шаг назад, на предыдущую позицию – в круговороте, когда всё мелькает перед тобой, это единственное, что можно разглядеть отчётливо и быть уверенным в его достижимости. Шаг вперёд оказывается иллюзией – стоит только попытаться оглянуться назад – то, что казалось незыблемым там, уже начинает рушиться, а то, что казалось невозможным, уже появилось и стало привычным, и даже начало растворяться. Я не могу завершить эти рассуждения. Есть в них нечто привнесённое не из того нормального мира, с которым я привык оперировать и который привык интерпретировать.
И вот тут в тёмно-сумеречной комнате-палате меня прошибает догадка: сегодня ночью в больнице в своей палате я уже принял снотворное и запил его из стакана водой. Я уже сделал это, самостоятельно. Сейчас я сплю. То, что передо мной также стоит стакан с водой и также есть таблетки и записка, на самом деле мне снится в данное время. Поразительно!
Нет ничего более странного, чем ощущать себя попавшим в сон, который всеми силами хотел бы избежать. Эффект такой, как будто в голове выключили свет. Я сейчас во сне, и больше ничего, ничего не происходит. Что я могу сделать?
У меня есть записка, стакан с водой и таблетки. Я не хочу принимать снотворное во сне, чем бы это ни было на самом деле. Нет, это не тот выход.
Я встаю. Оказываюсь в вертикальном положении. Вид этой комнаты-палаты отталкивает от себя (не фигурально, а буквально). И я не нахожу взглядом дверь. Выбираться надо как-то по-другому.
Я не одинаково отчётливо ощущаю пространство вокруг. Мне проще быть ближе к своей койке. Я сажусь на неё. Что-то меняется. В комнате как будто светлеет. А я вновь могу сосредоточиться на мыслях.
Нелепая идея: а что если я просто выпью воды из стакана, не принимая таблетки? Что тогда будет? Как это происходит во сне?
Это не было моим желанием, которое бы я осознанно принял, но вот я уже стою и держу в руке стакан. Я удивляюсь, как быстро я был способен это сделать – взять стакан. Теперь я с удивлением смотрю на воду в стакане. Это нечто невообразимое и неповторимое.
Я ощущаю некую вибрацию, словно всё помещение затряслось. Но я как будто ощущаю её не от внешних проявлений, а у себя в голове. Я застываю, стараюсь не делать движений.
Непонятно как, но стакан с водой выскальзывает у меня из руки. Я даже не ощутил и не увидел, как он выскользнул, я лишь увидел, как стакан соприкасается с полом, издавая громкий дребезжащий звук, а затем, как разлетается множество осколков, целая россыпь мелких осколков. Эта россыпь в течение короткого времени точно расползалась по полу (наверно, вместе с водой), а теперь замирает. Но звук не прекращается. Это дребезжащий гул. Очень неприятный на слух. Этот гул словно зацикливается. И опять, и опять, и опять. Так зацикливается сирена, но она явно не столь неприятна, как это дребезжание. Дребезжание, дребезжание, дребезжание… Откуда оно исходит?.. Если я сплю, то откуда…
(двенадцатая глава из повести "Пересказанная история")
ID:
590347
Рубрика: Проза
дата надходження: 28.06.2015 11:42:42
© дата внесення змiн: 14.10.2018 22:10:15
автор: untalented
Вкажіть причину вашої скарги
|
