|
Недавно встретила в интернете очередное рассуждение, стоит ли наказывать детей? Вспомнила свое детство. Счастливое. Не часто встречаемое в современных, пусть даже очень обеспеченных семьях. Даже в тех, которые могут дважды в год позволить себе отдых на престижных зарубежных курортах или в Дисней-лендах. Я выросла в доме, где наказанием не пренебрегали. И с некоторыми, трудно управляемыми недорослями, оправдываю такую практику.
Может, кое-то возразит против такого подхода к воспитанию и осудит родителей, шлепающих детей. Моралисты могут вспомнить о недопустимости насилия в семье, о поиске альтернативных решений в деле воспитания, о попытках договориться, о Правах ребенка… Но издревле лучшие результаты в искоренении непослушания приносило лечение травами – пучком крапивы по мягкому месту! Наказывали розгами и дома, и в школе, и в период освоения профессиональными навыками. Кстати, к труду приучали уже в малолетнем возрасте. Вечно занятый заботой о потомстве родитель не завязывал постромки на лаптях восьмилетнего дитяти, не качал сам люльку с пятым по очередности рождения мальцом, не готовил сам себе и супругу еду в поле или на покос. Это не доверялось, это безусловно требовалось от оставшихся дома, не занятых работой со взрослыми или находящихся в подмастерьях детей, это просто не обсуждалось. Приемы народного воспитания были улажены десятилетиями, строго соблюдаемыми традициями. И, конечно, приносило плоды.
Отца я обожала. Мы были настоящими друзьями. Он был из папаш совсем молодых, не успевших набраться богатого жениховского опыта, которые свадьбу рассматривали « на горизонте» - на воображаемой линии, все удаляющейся по мере приближения. Нет, папочка женился, можно сказать, по первой любви, и отцовство свое воспринимал как дар Божий, забавляя меня тем, что самому, рано лишившись детства, было дорого: мы вместе гоняли голубей, рыбачили, стреляли в тире из винтовки-воздушки, запускали воздушного змея. Папа никогда не тронул меня пальцем, и потому я совсем не боялась его наказаний, даже основательно провинившись. Недовольство свое он высказывал мягким ласковым тоном, Пожурив меня словами «не красиво», «не солидно», «я от тебя этого не ожидал…», уже минуты через три уводил в старинный парк кататься на больших скрипучих лодках-качалках.
С мамой было все иначе. Будучи от природы довольно непоседливой и озорной, «своим парнем» в компании уличных сверстников мальчишек, мне часто перепадало за проделки и подранные в ходе «войнушки» платья. Мама воспитывала меня строго, требовательно и была вездесущей в малейших неблаговидных моих затеях. Мне не спускалось ничего: ни политая керосином и погибшая от этого соседняя яблонька, ни замученный и покинувший родной двор кот-бандюга, воровавший из гнезда уже подросших, но еще не взлетевших голубят, ни вырезанные для аппликации цветы из занавески, прикрывавшей дверь в родительскую спальню, ни разбитое у соседей окно, ни участие в групповом разбойничьем набеге на урожай в чужом саду. Моя пятая точка помнит, как прилипал к ней медицинский резиновый жгут (ремня под рукой не оказалось: я заведомо повесила его на гвоздь на задней стенке платяного шкафа), в коленки остро впивалась гречневая крупа в углу за бабушкиной койкой, перепадало и веником (кстати, не больно!) и хворостиной, и просто жесткой ладонью.
Надо сознаться, что и послушанием я отличалась лишь до тех пор, пока щемили следы недавней расправы… Но скоро все забывалось, и мы вместе с мамой плакали и смеялись в обнимку, заверяя друг дружку, что такое больше не повторится никогда… До следующей проказы, на которые я была ой какой выдумщицей! С фантазией у меня всегда было все в порядке.
Я не была маминой подружкой, не делилась девчачьими секретами, врала напропалую на каждом шагу и упрямо сопротивлялась признавать вину, будучи пойманной на горячем. В школе училась легко и неровно, уделяя время и внимание только интересным для меня предметам и занятиям.Поскольку мама работала в школе сестрой медицинского кабинета и дружна была со многими учителями, а я оказывалась в центре всех приключений и сорванных уроков, то раньше других родителей весь жар бедокурства достигал маминого кабинета. И тогда…
Здесь стоит оговориться. Обычно перед большой переменой на втором или третьем уроке мама успевала купить в школьном буфете, где всегда копошилась визгливая ребячья очередь, пирожок с повидлом или бутерброд с холодной, обсыпанной сухарями, тонкой котлеткой за 11 копеек, которая мне нравилась больше домашних мясных. С первыми трелями звонка на перерыв мама встречала меня у двери класса с угощением. Так бывало в «мирные» дни. Но если вместо мамы на выходе из класса меня встречал кто-нибудь из старшеклассников и произносил: «Нина, тебя Наталья Михайловна ждет», добра ждать не приходилось, угощение меня ждало суровое. Едва я открывала дверь пахнущего лекарствами и блиставшего чистотой узкого светлого кабинета, одна мамина рука, в мгновенье за моей спиной, защелкивала дверь на крепкий плоский крючок, а другая жестко опускалась на мое плечо… «Ну, - строго вопрошала мать, - что еще натворила?» И я захлебываясь слезами отчаяния, что так быстро все открылось и от негодования, что «творили-то» многие, а расхлебывать приходится мне одной» получала вместо пирожка затрещину…
Раскаяния, однако, хватало не надолго. Уже через пару-тройку дней контрольная по математике, запланированная на первом уроке (зимой в классе было еще сумрачно и включалось электричество), оказывалась сорванной – мы с мальчишками, засунув бумажку в патрон, продлевали темноту (лампочка так и не загоралась!) до конца урока или насыпали карбид в чернильницы-непроливашки. Чернила бурлили, вскипали, разбрызгивая обесцвеченные грязные кляксы по всем партам (иногда стеклянные чернильницы, не выдержав высокой температуры, взрывались), контрольная переносилась на неопределенное время. Наступал час расследования и расплаты. И среди первых страдала я. Конечно, на родительском собрании остывшие нервы учителей уже могли адекватно оценить минувшие события и замечания в адрес моих подельников высказывались иным родителям мягче, хладнокровнее, но вернуться к исходной точке конфликта и исключить полученную мной оплеуху уже было невозможно…
С годами мелкие детские и школьные шалости забылись, озорства и отработавшие их обиды стерлись, и я смогла оценить благие намерения почти всегда оправданных методов горячего маминого воспитания. Спокойнее и прилежнее я так и не стала, но повзрослел мой разум, окрепла самооценка, отшлифовалась ответственность, чего так долго и упорно добивалась мама. Только глубокая и холодная пропасть между нашими жизнями убедила меня в горькой боли ежедневных испытаний и безмерной глубине маминой любви.
До конца моих дней я буду испытывать угрызения совести, что не была с ней нежной ласковой дочкой, не одарила ее при жизни настоящей дочерней любовью и доверием. Сама став матерью, с укоризной казнила себя за непокорный бунтарский нрав и недооценку ее безоглядной заботы, преданности и материнских наставлений. И нет предела моей признательности!
А вы говорите!..
ID:
789447
Рубрика: Поезія, Нарис
дата надходження: 28.04.2018 20:32:58
© дата внесення змiн: 28.08.2018 12:22:40
автор: Борисовна
Вкажіть причину вашої скарги
|
Эх, как с меня писано... 
Хотя все пакости получались у меня спонтанно, не со зла и без умысла. И считал я себя послушным ребёнком... Но от мамы получал... 
