Многим кажется, будто уже известно, куда следует идти Человеку. Пока кто-то – не спросит об этом. 
________________________________
Уставшая птица быстро выбрала место для отдыха. Она мелко застучала коготками по металлическому подоконнику, чтобы спрятаться от тягучего, сильного порыва ветра. Перья неприятно заламывало, поднимало и птичка решила было прижаться ближе к окну, но от окна исходило ощущение чужого присутствия, а может даже и опасности. Крохотными своими глазками, птичка попыталась что-либо рассмотреть, пока за отзеркаливающим небо стеклом, кто-то не шевельнулся, и птичка не узнала там – человека. То был ребёнок, в бессловесном возрасте. Он сидел прикреплённый к своему стулу синими ремнями и внимательно смотрел на птичку. Та в свою очередь, вдруг заволновалась, расправила крылья и с первым надёжным потоком ветра – улетела прочь.
Странный ребёнок. И странности тянулись за ним с самого рождения. Буддийское спокойствие маленького ребёнка, его особенный взгляд и отсутствие присущих детям движений – очень беспокоили родителей. Но не долго. Не меняя форму и положение, не теряя своей странности – даже самое непривычное имеет свойство становиться привычным. Надо только дождаться. И ребёнок стал странно-привычным, и его взрослая усидчивость и его взгляд, который, как молодёжный энергетик поднимал на затылке волосы. Чего только не думали родители по этому поводу. Но суть им так и не открылась.
Возможно, ответ был в наблюдательной тишине, которой так не хватает человеку, едва успевающему всюду успевать. Природа – или скажем, жизнь – идёт к свету своим собственным путём, без соблюдения каких-либо архитектурных правил. Найдутся ли желающие измерять величину каждой виноградины, чтобы потом насмеяться над всей гроздью обвинив её в своеволии и отсутствии вкуса?
Разум ребёнка имел свои представления о вкусе и мере. В отличие от других органов, он из маленькой частицы, путём микроядерного взрыва, вдруг превратился в полноценный разум взрослого человека. Причём, далеко не каждого взрослого. Скорее редкого взрослого. В разум случайной единицы. И первой мыслью ребёнка, была короткая и вместе с тем самосохранительная мысль – «не выдать себя». Не логическая цепочка умозаключений вела к этой мысли, а инстинкт. Никаких шахматных комбинаций, никаких внутренних дискуссий, доводов, фактов, ссылок на опыт, но зато полноценное доверие инстинкту.
Он очень любил лицо своей матери. Особенно, когда она устав от заигрывания с ним, снова становилась женщиной. Она часами смотрела на своего ребёнка, ребёнок смотрел на неё. Вместе с тем, что она – мать, он высматривал в ней человека. Быстро обнаружилась в ней пугливая женщина, которая полагаясь на свои инстинкты, спешила обосновать своё решение – разумностью. Это был незнакомый ребёнку язык взрослых, оттиск цивилизованности на каждых девяти граммах мозга. При том, что восемь десятых человечества не обладает склонностью к логике, выгоде и вообще геометрическому рассуждению, они старательно соответствуют несчастному остатку обречённых, жизнь которых, это часто – пошаговая стратегия, не имеющая задачи.
Мать странного ребёнка, считала себя достаточно неплохим носителем логики. Брак, доход и выгодные кредиты – это доказывали. Нет?
Ребёнок замечал, как много теряет женщина, когда внушает себе образ мамы-воспитательницы. Этот образ, как огонь, впоследствии заражает отношения мужчины и женщины. Знали бы они об этом…. Сказал бы им кто…
Первым потрясениям для ребёнка – есть преодоление своих родителей. Овзрослевший удивительно предсказуемо двигается по общепринятой траектории. Живёт - он? Или живут - им? И где больше трагизма – в осиротевшей без бога толпе – или в рухнувшей родительской божественности, когда ребёнок тайно остаётся сам, не имея на кого опереться? Ребёнок всегда рискует оказаться под давлением полу-родителей, для которых отсылки к возрасту и материальному содержанию, являются основными причинами любить их. Но это только входит в конфликт с детской интуицией, которая предчувствует больше, чем может выразить. За свой красный зад – ребёнок отдаст умышленно разбитой чашкой. Он протестует, как может. В унылый строй рабочих, не-рабочих будней, он врывается с фломастером, разрисовывая обои, он приходит с пластилином, чтобы запутать им волосы. Но в сущности, самое важное в этом всём, самое ценное и неуловимое до сих пор – это то, что овзрослевший не хочет принимать иную жизнь, кроме той, что имеет сам. Он – Альфа и Омега для начинающего жить ребёнка, не смотря на то, что сам, в мире таких же овзрослевших – он плагиатор чужой действительности. Почему? Откуда столько бесстыдства – пресмыкаться перед властью чужих и тут же лгать относительно себя собственному ребёнку? Эх, какое здесь бесстыдство…. Даже последний раб хотел бы ещё быть господином. И в этом одноклеточном свойстве человека – как раз и обнаруживается его не-разумность. Его безволие.
Странный ребёнок любил смотреть в окно. Ему нравилось это человеческое изобретение, потому что вместе с безопасностью – стекло, между тем, не закрывало собою мир. Оно не напоминало, кому обязан ребёнок. Оно просто защищало от ветра и дождя. Молча. И показывало мир таким, каким он был. Если приглядеться, если найти время, чтобы приглядеться, обязательно заметишь, что для радости не нужно исключительно безоблачное небо, а трагедия не ждёт, когда молния рассечёт твою жизнь на «до» и «после». Думать, что твоя заумь – ценность сама по себе, так же глупо, как и жениться на одной только молодости и красоте. А ребёнок…. Он знает о вопросах больше сфинкса. И быть может, когда овзрослевший заговорит правдой, самоубийственной, убыточной для себя, когда он посмотрит на своё дитя с надеждой и признанием возможного в нём – тот заговорит с ним. Странно. Нелогично. По-своему.
ID:
484126
Рубрика: Проза
дата надходження: 07.03.2014 15:21:08
© дата внесення змiн: 07.03.2014 15:21:08
автор: Samar Obrin
Вкажіть причину вашої скарги
|
