День настал. Ее принц был красив, как мечталось прежде,
А слова его лились неспешно, как сладкий мед,
Заставляя забыть о проплаканных днях в надежде,
Что из башни печальной он прочь ее увезет.
Он увез. Во дворце ей, казалось, не слишком рады,
Но любовь обретенная сглаживала углы:
Пусть грызут себе губы завистники от досады -
Не допустит она в свое счастье осадки мглы.
Ее мир весь из башенки тесной - теперь лишь принца
Окружал ореолом защитным от зла и бед.
Она снова ждала: что предложит он ей жениться,
Коль девичество отнял, при церкви не дав обет.
Только он не спешил. И насмешек придворных стрелы
Стали ранить ее, точно их направлял сам бог.
Эта боль выжгла в ней всю беспечность, наивность, смелость,
И за часом любви пробил вслед смутный час тревог.
Он смеялся над ней, как прознал о ее заботах,
И кривились жестоким презреньем его уста:
Благородному принцу, мол, взять за жену охота
Только ту, что пред господом телом своим чиста.
Он прогнал ее, жизнь возвращая в былое русло.
И она, проливая о глупости реки слез,
Проклинала те дни, когда в башне ей было грустно,
Где мечтала она, чтобы кто-то ее увез.
Все скитанья ее принесли только больше горя,
Красота ее меркла поспешно - не стало сил:
Она все отдавала с оставшейся в ней любовью
Своей дочке, молясь, чтобы бог ту благословил,
Чтобы мир не разбил ее жизнь о глухие стены.
Она в чащу явилась к избушке колдуньи страшной,
И просила прощенья, стирая о пол колени,
Умоляя спасти ее дочь... заточеньем в башне.
